Эсхатология

Александр Сергеевич Ясинский

Это было незадолго до того, как солнце перестало греть и обессиленное пало на Землю. Песочные часы Вселенной треснули и рассыпались, обратившись в прах, даже само Время состарилось и умерло. Также как и многие понятия, оно стало сытной пищей для червей. Свои права заявила темная эпоха безумных людей и странных деяний, Эпоха Тлена, если так будет угодно, именно о тех днях и пойдет наше повествование. Именно этот мир должен познать юный княжич, преданный, отравленный и покинутый. Преодолеть долгий путь, через странствия, лишения, узнать сладость любви и боль утрат, взросление, к воздаянию справедливого отмщения.

Часть I: Поход славы

Это было незадолго до того, как солнце перестало греть и обессиленное пало на Землю. Песочные часы Вселенной треснули и рассыпались, обратившись в прах, даже само Время состарилось и умерло. Также как и многие понятия, оно стало сытной пищей для червей. Свои права заявила темная эпоха безумных людей и странных деяний, Эпоха Тлена, если так будет угодно, именно о тех днях и пойдет наше повествование.

Хмурые небеса сочились незаживающей язвой на грязных и мокрых людей и животных там, внизу, а под колесами поскрипывающих повозок чавкала и хрустела напитанная дождевой влагой и древними костями земля.

Они миновали пользовавшиеся дурной славой развалины трактира «Сдохший Единорог», где по ночам все еще до сих пор восходило фиолетовое сияние. Дальше начинались грязевые пустоши.

Врата последнего, некогда величественного, но все еще обитаемого приграничного города имели исполненные вековой мудрости очи, и кто-то из путников, так, мимоходом, забавляясь, всадил преострый нож в одно из них, да, усмехаясь, продолжил путь, как ни в чем не бывало, а оставшийся глаз переполненный немой болью глядел ему вслед. Тем же вечером спина негодяя почернела, и тот скончался к полуночи в страшных мучениях. Вопреки сложившейся практике и здравому смыслу, никто не рискнул к нему притронуться, напуганные проклятьем товарищи осмелились остановиться на ночлег лишь, когда смердящий труп остался далеко позади.

Гейзеры кипящей грязи обвиняющими перстами тыкали в небо, запасы питья и продовольствия, не столь богатые изначально, теперь и вовсе стремительно таяли. Далеко позади осталось благословенное Пресное море, где с мыса им довелось наблюдать захватывающую картину яростного сражения между двумя кораблями и их кормовыми фигурами, пока удачливый победитель – деревянный зверь с топором в четыре человеческих роста не испил крови побежденных врагов под призывное песнопение благодарной команды. Потерпевший поражение мастер кормовой фигуры, не вынеся стыда, совершил ритуальное самоубийство, вскрыв себе вены, после чего, связывавшая доски магия иссякла и корабль, рассыпаясь, погрузился на дно.

Словно в какой-то доморощенной саге странствий, караван прошел мимо зажигаемого каждой ночью Маяка–над-Рифом, ловушки для беззаботных судов, и обитавшие там, в скученных селеньях, оборванцы плевались и кидали камни, опасаясь за награбленное годами. Мародеры заворачивались в гнилое тряпье, питались моллюсками, морскими червями, а то и утопленниками или дохлыми спрутами, которых порой выносило на берег. Они жили целыми семьями, влача нищенское существование, зато ходили в золоте, которое им негде было тратить, ибо алчность побуждала их не покидать насиженных мест.

Багровый диск солнца, это надтреснутое око создателя, закатывался за горизонт, окрашивая облака кровяным гноем, когда над головами путешественников величественно проплыло воздушное судно. Ветер хлопал в многочисленных парусах, каскадами струившихся по прямым крыльям, а может то паровые турбины, запрятанные глубоко в трюмах вращали лопасти кормовых пропеллеров, неважно, но судно плыло к неведомой цели, а загорелые лица воинов без интереса взирали свыше на потрясенных, ошарашенных людишек.

Но вот все скрылось в подступающих обволакивающих мглистых сумерках, и наши путники, с облегчением вздыхая после долгой утомительной дороги, расслабились, предвкушая скорый отдых и сон, но их ждал еще один неприятный