Мел. Взрослым о детях

Александра Бакши

Ребёнок не хочет ходить в школу, потерял интерес к учёбе – самые частые проблемы родителей и учителей. Лень и инфантильность – настолько же частые объяснения. Частые, а потому и редко точные.

Мел

Взрослым о детях

Александра Бакши

Фотограф Руслан Мартинович Битоков

© Александра Бакши, 2017

© Руслан Мартинович Битоков, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4485-6220-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

В нашем классе воздух всегда какой-то странный, липкий. Такой, что дышать противно. И мел мерзкий – сушит пальцы до скрипоты.

Я опять «ловлю ворон на уроке», как говорит Галина Петровна. По-моему, только она до сих пор использует это выражение. Взрослые любят говорить истоптанные фразы. Настолько привычные, что их как-будто не слышишь.

Бабушка считает, что я слишком по-взрослому выражаю мысли, перенимаю их из литературы, и поэтому мне надо меньше читать книги «не по возрасту».

Она не права. Я не говорю по-взрослому. Очевидно, я запоминаю чужие сложные фразы, но только потому, что они точнее, чем мои. К тому же, утаскивая красивые слова, я вслушиваюсь в звук, а потом размышляю над их значением. И размышляю много – мне, честно говоря, больше нечем заняться.

Что вы там, интересно, разбираете? Предложение? А его диктовали? Спишу у соседки.

– Анька, убери руку. Ну ничего же не видно.

– Пиши…

Спасибо, Аня. У тебя всегда можно подсмотреть пропущенное. Как бы я прожила без тысяче первого разбора предложения, выдранного из какой-нибудь толстенной книги такого же толстенного дядьки? Который, конечно, давно умер. И после смерти его оценили. Так полагается. Я где-то читала, что мёртвых любить удобно. Мёртвые не будут спорить, мёртвые не ляпнут лишнего и не сломают наше представление о них.

Хотя, я очень люблю Чехова. Он писал что-то вроде антисказок. Я прочитала все книги с его фамилией на обложке. Искала их сначала в домашней библиотеке, потом в городской. Когда появился компьютер с модемом – в электронной, у Мошкова. В конце концов Чехов предательски кончился, и мне пришлось читать других писателей.

Бабушка, я не книгоманьяк, как ты выражаешься. Я просто ищу Чехова. В других книгах. Не я виновата, что он написал так мало. Мало – для меня.

Училка проходит по моему ряду и останавливается на задворках знаний, у последней парты. Сейчас будет орать на Лёшку.

– Волков! Кто тебе разрешил встать?

Вот, я её уже изучила.

Тупой у неё вопрос, правда? Я знаю, что он риторический. Но он всё равно тупой.

– Волков! Я с тобой говорю! Почему ты встал?!

– Сердюков мой портфель пнул!

– Ты мог бы сказать мне, а не вставать!

– Я сам с ним разберусь…

– На уроке?!

– Да! – огрызается Лёшка и без разрешения плюхается на стул.

Училка торопливо забирает Лёхин дневник.

Опять тебе пара, Лёш.

Я это не скажу никогда вслух, иначе меня засмеют одноклассники и наша училка, но, Лёшка, ты нормальный. Галина Петровна, конечно, говорит, что ты в будущем сядешь, и, возможно, на пожизненное. Но вряд ли люди, сидящие на пожизненном, все поголовно били уродливые вазончики с дохлыми фиалками, пуляли бумажные шары и лишь поэтому стали маньяками, ворами и убийцами. В любом случае, прямой связи я тут не вижу.

– Галина Петровна! А Волков мне по ноге ударил под партой! – жалуется Сердюков.

Сейчас точно добьёт до скандала. Так всегда бывает.

– Волков! Ты не успокоишься?! Сегодня тоже маму в школу вызвать?!

Всё, понеслась «Ирония судьбы» – в сотый раз одно и то же. Вроде бы и интересно пару раз. Но во время десятого просмотра наваливается такое уныние, что ёрзать начинаешь. Скучно! А сказать нельзя – засмеют. Хотя, «Ирония судьбы» мне гораздо интереснее, чем регулярные школьные разборки. Там есть интересный диалог про ошибки врачей и учителей.

Лёшка опять вляпался. Нет, училка у нас не злая. Она никого никогда не ругала и не наказывала. Никого, кроме Лёшки.

Когда у меня стащили линейку, она даже беседу с классом не провела. Через месяц