Невероятные истории

Вакели

В сборник «Невероятные истории» входят рассказы и сказочная повесть. Последняя («Привет, птица») должна представлять для любителей изящной словесности особый интерес, ибо знакомит читателя с малоизвестным фундаментальным корпусом великолепной грузинской мифологии, частично вписанным автором в тело повествования. Ну и полдюжины рассказов – от озорной «Сказки Ё…» и до мрачноватой антиутопии о возможных метаморфозах бытия нашего.

Вакели

Невероятные истории

Привет, Птица!

Недавно я видел человека, который не верит в сказки.

    Г. К. Честертон

Народное искусство есть старейшая аристократия духа.

    Йейтс

Меня здесь знали под кличкой «арфист». Годами скитался я по этим краям с переносной арфой, подвешенной за спиной на коротких ременных лямках… но вот моей арфы уже нет. От этого плечам во время ходьбы до зуда легко и непривычно.

    Гвин Томас

1

Впереди перевал. По ту сторону – спуск в долину, к реке. Натруженные ноги шаг за шагом меряют тропу, что, петляя меж обугленных стволов, ведёт к макушке крутого склона. Там, откуда я иду, не осталось ничего живого. Там, куда я иду… кто знает?

Вот и вершина: переполняя каменную чашу, родник роняет звонкую струю. Ко времени, вода в баклажке давно протухла. В тени карниза прохлада, уступ укроет от несущего липкий пепел ветра. Поклажу наземь – изголовье готово. В небе ни облачка, Золотой петух роняет жаркие перья…

Скрип-скрип – сквозь дрёму, скрип-скрип: над урезом площадки обозначился обрамлённый сивыми космами лик, за ним плечи, руки – худощавый широкоплечий дядька втянул на пятачок одноосную тележку, позади старался, подталкивая, подросток, следом подошли женщины – четверо, пара ребятишек.

Седой остановился, отпустил оглобли:

– Привет тебе, странник! Источник жив? Журчит? Вот и славно!

Плеснул воды в лицо, напился, подсел рядком, глянул острым глазом:

– Куда путь держишь?

– К реке.

– И что там, у реки?

– Не знаю, если честно, но надо же куда-то идти.

– Верно, куда-нибудь идти надо. Есть хочешь?

– Третий день пощусь.

– Сходи вон с Лазаре, – указал на недоросля, – дров нарубите, топор в повозке.

Женщины, не стыдясь наготы, поливали друг дружку, черпая воду глиняными мисками; дети – оба мальчишки – подобрались к самой чаше, толкались, разбрасывали брызги горстями. Измазавшись в копоти, я нарубил сучьев на склоне, Лазаре таскал охапки. Седой развёл костёр, надставил над огнём треногу, подвесил котёл, велел спутницам затевать стряпню, после вновь обратился ко мне:

– Ценное есть что? Оружие, лекарства?

– Я с оружием не дружу.

– Безоружным, да по горам лазать – смелый ты парень. Как тебя величать?

– Авель.

– Ну?! Значит – «гонимый праведник», если по Завету. Уж коли ты Авель, тогда я – Агасфер, – показал белые зубы, – вечный странник. Курево есть?

– Откуда табаку взяться? Глянь окрест.

– И то верно, неоткуда. Слушай меня: у реки делать нечего, там всё выгорело. Коли в охотку – пойдём с нами: лошадь околела, тяжко одному телегу тянуть.

– А в какие края?

– К отрогам. На южные склоны всего-то с десяток налётов случилось. В ущельях лес мог спастись, может, и люди выжили. Ну что, вступаешь в табор?

– Лучше с вами, чем одному плутать…

– Ладно, мамалыга поспела, давай поедим…

К ночи вожак залил костёр:

– Не стоит выставляться, мало ли кого может взманить огонёк…

Из повозки вытянул двустволку, прислонил к камню.

– Девочки, дайте Авелю одеяло. А может, кто согреть его желает? Ладно, шучу, всем спать, подниму на заре.

Из-за скалы выглянул молодой месяц, накрыл нас серебряным покрывалом. Ветер утих, остывая, потрескивали угли на кострище. Рядом были люди – конец одиночеству.

Утром, пока поспевали лепёшки, Седой приладил к оглоблям тележки петли, к задку – верёвку:

– Пустим под уклон, сами травить будем.

За едой разъяснил:

– У нас из харчей – мешок дроблёной кукурузы, полмешка муки и горсть соли, дней десять продержимся, не больше. Ещё имеются бутылка бензина, зажигалка, ружьё и пять патронов дробовых, так что поло