Почтовая голубица

Дмитрий Александрович Емец

«На дворе март, взбалмошно сияет солнце, истекают слезами сосульки, но здесь, в квартире № 15, где пахнет старыми вещами и стоят на полках фарфоровые безделушки, вечная осень.

Старушка-одуванчик: дунешь – рассыплется. Девятый десяток разменян. Волосы редкие, тонкие – пушинки. Всюду приглажены, одна лишь прядка над правым ухом бунтует, что придает Одуванчику вид немного легкомысленный. Стоит старушка у окошка, у фиалки сухие цветочки отщипывает…»

Дмитрий Емец

Почтовая голубица

На дворе март, взбалмошно сияет солнце, истекают слезами сосульки, но здесь, в квартире № 15, где пахнет старыми вещами и стоят на полках фарфоровые безделушки, вечная осень.

Старушка-одуванчик: дунешь – рассыплется. Девятый десяток разменян. Волосы редкие, тонкие – пушинки. Всюду приглажены, одна лишь прядка над правым ухом бунтует, что придает Одуванчику вид немного легкомысленный. Стоит старушка у окошка, у фиалки сухие цветочки отщипывает.

Да только мысли ее не здесь, не в фиалке и не в капели. Видно, что старушка в большом нетерпении, то оглянется, то переступит с ноги на ногу, то рот откроет, да тотчас и закроет. Наконец, решившись, быстрыми семенящими шажками старушка подходит к дверям и заискивающе окликает:

– Коралла Алексеевна! Коралла Алексеевна!

После второго призыва из соседней комнаты доносится скрип кровати и раздраженное сопение. Одуванчик пугается.

– Как же так? Вы спите, лапочка?

– Поспишь с вами, Тамара Васильевна! – раздраженно откликается толстый голос. – Едва с давлением перемучалась и вот – разбудила, дура!

Одуванчик втягивает голову в плечи. Однако она уже решилась, отступать поздно.

– Коралла Алексеевна, будьте так добры… Можно вас побеспокоить? – зовет она с щепетильной старушечьей гипервежливостью.

Яростно скрипит сетка кровати. Глухие удары босых пяток по ковру, затем более громкие – по линолеуму. Одуванчик, слушая эти гневные шаги, съеживается еще больше.

В комнату входит грузная усатая старуха лет семидесяти пяти. Это Коралла Алексеевна Швыдченко, седьмая вода на киселе. Племянница жены давно умершего брата Одуванчика или что-то в этом роде. По ее синему халату крупными пятнами разбегаются цветы – несуществующая в природе помесь мака и розы.

Речь выдает в Коралле южанку. Звук «г» звучит у нее с придыханием. Вместо «што» она говорит «шо», а в моменты удивления или радости, разводя руками, произносит с непередаваемой экспрессией: «Тю! Да ты шо!»

Но сейчас не такой момент. Сейчас разбуженная старуха не в духе. Войдя в комнату, Коралла устремляет на Одуванчика сердитый взгляд.

– Сколько ж можно? Готовить – я, рынок – я, аптека – я… Вот подохну как собака, вы ж меня еще и переживете. Ну чего вам, Тамара Васильевна? Снова читать? – шипит она.

Одуванчик с надеждой кивает.

– Шо читать-то? Вы ж его небось наизусть знаете. Или от чтения там чего новое появится? – язвит Коралла Алексеевна и, топая по комнате, начинает брюзжать.