Анна Харфагра

Дмитрий Михайлович Володихин

«Старый город лежал у моря, словно каменный краб-переросток, опустивший клешни в воду. Он был свидетелем ста эпох. Огни в окнах его домов наблюдали за райским садом, видели войны Изначалья, пугались от зрелища варварских нашествий, успокаивались, поглядывая на людей, вновь возводящих храмы на тех же самых улицах, да и харчевни у тех же самых дорог…»

Дмитрий Володихин

Анна Харфагра

Старый город лежал у моря, словно каменный краб-переросток, опустивший клешни в воду. Он был свидетелем ста эпох. Огни в окнах его домов наблюдали за райским садом, видели войны Изначалья, пугались от зрелища варварских нашествий, успокаивались, поглядывая на людей, вновь возводящих храмы на тех же самых улицах, да и харчевни у тех же самых дорог…

Здесь все крошится – здания, мостовая, дряхлые иссохшие фонтаны. В крепостной стене вот уже два столетия зияют бреши, и нет денег, чтобы заделать их. Из крыш растут большие деревья, половина булыжников на главной площади прячется под травяными ежиками. Травы много, трава повсюду, особенно там, где старые дома давным-давно покинуты, и на их месте нагло щерятся пустыри. Иные переулки превратились в сплошные огороды.

Тут все бедны.

Бургомистр ходит в штанах деда, который тоже был бургомистром и донашивал шляпу прадеда. Каждую серебряную монетку в городе успели одолжить не менее десяти раз. Городская стража состоит из трех бойцов, вооруженных одним шлемом, одним щитом и одним копьем.

Зато в Старом городе существует множество приятного и красивого, чего в больших и не столь древних городах нет. А если и есть, то все равно никто не заметит.

Море здесь никогда не делается холодным. На побережье растут высокие сосны – светлые, прямые, в зеленых смолистых перчатках и шапочках с зеленой выпушкой. А головным уборам сосен вторят палевые береты островов, стоящих по пояс в морской воде на расстоянии тысячи гребков от берега. На тех островах, говорят, находили старинные вещи, причудливые раковины и золотые монеты давних эпох.

Улицы города по ночам наполняются песнями морских ветров, а днем по ним плавает запах жареной рыбы, оливкового масла и пышных цветов полуденной земли…

Только здесь, на окраине, в единственном богатом квартале, раз в год устраивают Магическую ярмарку.

Под ярмарочное время город всегда отдавал три недели, и на доходы, полученные от нее, потом жил бОльшую часть года. Ярмарку много раз пытались перенести из Старого города в другое место. Например, в Великий город. Или в Город торговцев. Или в Город семи дорог. Но всякий раз она неотвратимо возвращалась домой. Некоторые события так прирастают к местам, где они регулярно случаются, что не пожелают уйти оттуда ни за какие коврижки. Их уносят за тридевять земель, а они, будто охотничьи собаки, по едва уловимым запахам находят родные края. Вот так и Магическая ярмарка – нигде не желала пускать корни, возлюбив один только Старый город. Она столько раз сбегала из других городов именно сюда, в великую тишь, к теплому морю, что на нее в конце концов махнули рукой: «А, живи, где хочешь, упрямица!» И она, положив хвост кренделем вокруг лап, спокойно зажмурила очи.

Раз в год Старый город наполняется чужаками. Чужаки прибывают из дальних мест в несносном количестве, очень много пьют и едят – куда в них столько лезет! Чужаки носят шляпы с перьями, шляпы с широкими полями, шляпы с золотым шитьем, шляпы с колокольчиками и остроконечные колпаки. Чужаки смотрят на местных жителей свысока, говорят на ста тридцати восьми языках, ужасно сквернословят и побрякивают оружием. Город переводит дыхание и устало садится в кресло, когда за последним чужаком закрываются ворота. Город отирает пот, несколько раз тяжко вздыхает и начинает привыкать к тому, что теперь уже не надо все время улыбаться прохожим. Город вообще по природе своей неговорлив, неспешен и любит уединяться. Большие шумные компании его не привлекают.

На Магической ярмарке можно купить всё, чего душа пожелает. Магическое и немагическое. Например, гвоздь из подковы великанского коня. Или медный прибор для письма, с