– Теперь, когда я научился петь по-петушиному, весь наш двор будет вставать с петухами, – объявил цыплёнок Желток своему другу котёнку Хвостику.

– С твоими, Желточек, петухами весь наш двор только к полудню и будет подниматься, – заметил друг.

– А я научусь просыпаться на заре. И буду спозаранку всем устраивать побудку. Ку-рю-ку-ку! – тоненько и звонко пропел маленький петушок.

– С этой твоей побудкой, весь наш двор решит, что какой-то курильщик спозаранку подымить собрался. А кукушка отсчитывает ему его последние годы жизни, – заметил Хвостик. – Ты научись правильно кукарекать. Что за побудка такая: «Ку-рю-ку-ку»? – передразнил котёнок цыплёнка.

– Я научусь, – пообещал цыплёнок. – Прямо сейчас пойдём к Лайке, и я на ней поупражняюсь. Буду её будить.

Лайка спала, лёжа на боку, на солнцепёке, и показалась друзьям огромной, мохнатой, дышащей горой.

– Как можно дрыхнуть целыми днями? Без задних ног! – возмущённо показал крылышком на собаку Желток. – Она же сторож! Пусть просыпается и охраняет дом!

Он решительно, как заправский боевой петух, подбежал совсем близко к раскрытой собачьей пасти – к белым клыкам и кончику длинного, высунутого из-за жары прямо на траву языка, пригнул книзу гребешок, будто бодливый бычок маленькие рожки, и угрожающе квохча, потоптался и покрутился на месте. Затем выпрямился, похлопал по бокам крылышками, вытянул тощенькую цыплячью шейку и заливисто пропел, задирая жёлтый клювик к небесам:

– Ку-рю-ку-ку! Ку-рю-ку-ку!

Мохнатая гора в ответ стриганула острым ухом и пожевала, причмокивая мягкими губами, что-то очень видимо вкусное во сне. Затем вздохнула шумно и печально, будто с сожалением, что досталось ей этого вкусного маловато, и вдруг чихнула прямо на собравшегося, было, повторить свою побудку цыплёнка.

Влажный тёплый поток подхватил желторотого птенчика и оторвал от земли. Сопротивляясь воздушной струе, он замахал тощенькими крылышками и взлетел ещё выше: над травой, над щёточками конского щавеля и метёлками крапивы, стукнулся головой о ствол огромного репейника, сложил крылышки и повалился, соскальзывая по широким лопуховым листьям, вниз. И пропал.