Затерянная окраина
Федор Метлицкий
Действие повести происходит в наше время и близком будущем. Герой, посланный в командировку с другом-либералом агитировать перед выборами, в нетронутой окраине находит желанную страну. Там люди не такие, как в городе, – открыты и наивны, борются за самоуправление. Друзья с энтузиазмом помогают им отстаивать свободу. Там он полюбил местную девушку, чистую и откровенную, и она его. Но после разгона демонстрации его друг-либерал помогает ей уйти, и соблазняет ее.
Федор Метлицкий
Затерянная окраина
I
Провинция нетронуто звенит
В душе народной воздухом доверий —
Откуда-то из древних вер возник
И не исчез, и обновленьем веет.
Это были те шаткие годы, перед выборами, которые последовали после «нулевых». Я ехал в провинциальный город на экономический форум в качестве приглашенного от общественных организаций, заранее представляя торжественное сборище ожидающих чего-то людей и скучные глобальные постановления. Не знаю, зачем, и с какого боку там нужен. Но я мечтал и боялся туда ехать, по другой причине.
В окне вагона за городом проносилось скопление халуп с клочками огородов, их владельцы пренебрегли чувством прекрасного – ради урожая. И вот уже – зеленое кружение в окне однообразных молчаливых лесов и полей, волнующих, может быть, напоминанием о первозданном лесном лоне предков. Почему так изменяет настроение этот оптический обман?
В купе напротив – молчаливые соседи, едут домой – красивая студентка и ее отец с бородой, угнетенный чем-то, как предприниматель, у которого отобрали бизнес.
Утомительно долго лежу на узкой полке, потряхиваемой на рельсовых стыках, в экзистенциальной тяжести тела. Отвлекаюсь чтением книжки старого философа, божьего одуванчика. Он нашел бессмертие в некоей сущности души, соединенной в вечном заливе душ – цельности мироздания, вечно пополняемой и не убывающей, – если кто-то гибнет, общий баланс сохраняется. Люди отпали от цельности мироздания, начиная с Адама и Евы, и потому из-за этого отпадения случаются катастрофы, вплоть до экологических.
Вспоминаю свое детство в затерянном на краю света городке, возвышающемся над ослепительным заливом. Заброшенный, доведенный до суровой простоты советский быт, с магазинами «Хлеб», «Продукты», «Ткани». Нравы тоже были просты, не выходили из предписанных условий, вернее, их не замечали.
Очарованием, как залив, были классики, в библиотеке отца, которых читал запоем. Они уводили от нашего естественного существования в широкий мир, и уберегли меня от грубых нравов улицы.
Потом был институт, наполненный ожиданием. И Она пришла. Испытывая странный недуг любви и ревности, я бродил с ней вдоль Москвы-реки, страстно и безнадежно целовал ее, казалось, холодную и равнодушную, – она отвечала мне нехотя, видимо, считая меня мальчишкой, не способным к серьезной жизни. После окончания института она, не сказав ни слова, уехала по распределению – туда, куда я сейчас еду, на окраину далекой провинции. Там она и исчезла. Где ты, юность, такая отчаянная, как отвергнутая любовь? Перед массовым одичанием так хотела остаться собой!
В начале нового века я очутился совсем в другом мире развалившейся империи, где не понадобились ни классики, ни моя духовность (не считая детского страха). Но она помогла не пойти по трудному пути «челноков» и предпринимателей, и я, как многие другие, ничего не умея делать, нашел себя в сфере общественной деятельности, создал свою организацию, в которой хотел соединить гуманизм и практику.
Моя независимая общественная организация – фантом, созданный в результате постоянных усилий, который стал известен широкому кругу узкой общественности, и теперь не исчезнет, если бы даже в организации остался один я. Уже трудно стало удерживать ее на плаву – все время искать новые пути, чтобы не рухнуть в нищету и безвестность, обеспечить сотрудников зарплатой, отдавать энергию на преодоление мелочей (некогда даже сходить в туалет), – без тщательности в мелочах нельзя поддерживать заказы на должном уровне, быть порядочной организацией.
Меня угнетала дистан