Какое оно, небо
Владимир Наумович Михановский
«Цивилизация, которая возникла на предпоследней планете яркого гиганта Сириуса, по праву считалась старейшей в Галактике.
Крон Фур был подлинным сыном Третьего яруса. Ему и общаться не приходилось с жителями первых двух ярусов, счастливчиками, которые знали, что такое вольный воздух, напоенный дыханием настоящей зелени…»
Владимир Михановский
Какое оно, небо
Цивилизация, которая возникла на предпоследней планете яркого гиганта Сириуса, по праву считалась старейшей в Галактике.
Крон Фур был подлинным сыном Третьего яруса. Ему и общаться не приходилось с жителями первых двух ярусов, счастливчиками, которые знали, что такое вольный воздух, напоенный дыханием настоящей зелени.
Он в жизни не видел солнца, зная лишь искусственное освещение. И не мудрено. Третий ярус на много миль уходил под землю. За толстыми нейтритовыми плитами бушевала расплавленная магма. Плиты постоянно охлаждались жидким гелием, который день и ночь циркулировал по трубам, утопленным в торцы защитных блоков. Впрочем, понятия «день» и «ночь» носили в Третьем ярусе чисто условный характер. Сутки дозировались здесь машинами – правда, как говорят, в точном соответствии с тем, что происходило там, на поверхности.
Рано утром розовели панели. Пронзительный гонг разбивал вдребезги плотную тишину, какая бывает только глубоко под землей. Транспортные ленты, бегущие все в одном направлении, мгновенно переполнялись. Жители Третьего торопились. Их ждали ненасытные белковые идолы. Отдохнувшие за ночь, они требовали все новой и новой пищи, дать которую мог им только человек. В течение рабочего дня они будут поглощать информацию, накопившуюся за ночь в недрах мозговых клеток этих спешащих людей, все, как один, в синей пластиковой коже, с нездоровым загаром кирпичного оттенка от кварцевых панелей.
Пластиковая кожа, защищавшая от радиации, служила одеждой жителю Третьего со дня рождения и до самой смерти.
Крону вчера исполнилось четырнадцать. Об этом под большим секретом ему сказал Учитель.
Верховники полагали, что знать свой возраст, как и многое другое, жителям Третьего яруса ни к чему. В идеале они вообще ничего не должны знать – ни о себе, ни друг о друге.
В общем, это имело смысл. Чем меньше получит о себе информации подземник, тем лучше. Не для него, а для белкового воспитанника. «Подземник не принадлежит себе» – таков был девиз, вдалбливавшийся с младенческих лет в головы жителей Третьего яруса. Третьеяруснику не приходилось искать цель своей жизни – она была ясна с самого начала: воспитать своего биобрата, белковую копию, которая полетит на новые планеты, готовить их для будущих колонистов. Человек не выдержит огромных перепадов давления и температуры, магнитных бурь в миллионы эрстед, позитронных ливней – да мало ли чем еще может угостить его открытый космос. Манипуляторы тут мало помогут – нельзя же предусмотреть в них все случаи жизни. Да и обходятся они недешево. Иное дело – четырехметровые белковые идолы, выращенные в башнях синтеза. Хотя после полного курса воспитания они и походили во многом на человека, но слеплены были, конечно, совсем из другого теста. Сила и выносливость белковых во много раз превосходили человеческие.
В суровых условиях космоса гибли, конечно, и белковые, но, поскольку это не люди и даже не животные, ни одно из бесчисленных обществ по охране жизни не выражало протеста.
Гибель машины, даже самой совершенной и дорогостоящей, это, в конце концов, неизбежная вещь в таком деле, как освоение новой планеты.
Жители Третьего яруса были лишены личной жизни. Все было подчинено одному – воспитанию биобратьев. По ночам, когда люди забывались в беспокойном сне, их мозг с помощью гипнопедических аппаратов насыщался разнообразной информацией от документальных фильмов, рассказывающих о космических экспедициях, до инструкции по сварке металлов в вакууме.
Сны, сны, сны… Они составляли, наверно, самую яркую часть существования жителей Третьего яруса. И подчас им трудно было определить, где кончается сон и начинается действительность. Что поделаешь? У