Пролог

Восходило солнышко, восседая на пурпурном, золототканом престоле.

Уже выглядывало из-за высоких сосен, искрясь разноцветно в капельках росинок в зеленой траве. Отражалось в темных зеркальных водах, играя лучами в мелкой ряби. Утро раздирало туман в белые клочья, прогоняя в болота.

Еще сладко посапывали люди, досматривая сны в селении из семи дворов, что приютились на высоком берегу Плескавы, где впадает она во множестве раз более широкую и полноводную реку Великую[1 - В настоящее время территория Псковского (Крома) Кремля, расположенного на узком и высоком мысу при впадении реки Псковы в реку Великую.].

Вдруг невдалеке на самую толстую ветку березы села птица. Сама Матерь Лада – птица Сва[2 - Мифическая птица c женским ликом.]. Засияла седьмой красой, завещанной от Богов. Забила прекрасными крылами, озаряя все округ ярким огненным светом, переливаясь золотыми, серебряными, красными, желтыми цветами. Оглядела зорко местность, и, взмахнув сильными крылами, улетела.

* * * *

Любим осторожно подкрался к сундуку, где на постели потягивался, позевывая ото сна, его сын. Сдерживая смех, пощекотал детскую розовую пятку. Младшенький взвизгнул, а Любим загоготал на всю избу. Принялся тискать отпрыска, целовать, покалывая усами. Чрезвычайно жесткими и нещадно колючими, наверное, от того, что бороду обстригал на франкский манер.

– Ну-ка! Садитесь к столу, проказники, – позвала хозяйка дома, поставив на стол широкий ставец[3 - Широкое блюдо.] c горячими пирогами, да кринку c парным молоком, и две канопки[4 - Небольшие стаканы для напитков.].

– Не хочу, потом, – и отрок, прихватив кожаный пояс, на ходу напяливая сорочицу[5 - Мужская льняная рубашка.], выскочил на улицу.

– Куда чуть свет поскакал-то?! Вот – пиздрик[6 - Псковский диалектизм. В этом случае название маленькой непоседливой птички.]!

Любим, неспеша пододвинув большой резной стул, сел на хозяйское место. Откусил пирог. Пожевал—пожевал в задумчивости. Расплылся в улыбке, заглядевшись на жену, точно в первый раз увидел. Встал из-за стола. Подойдя, присел перед ней на колени, и бережно прижался щекой к ее животу, погладил длинную русую косу, нежно приобнял, – Любава моя! Ненаглядная!

– Рано еще! – смутилась Любава, – к зиме только зашевелится.

Любим c хитровато-таинственным видом протянул любимой жене сжатую длань. Разжал пальцы, показывая новые стеклянные c позолотой бусы…

– Могута! Могута! – стучал игрушечным деревянным мечом по крыльцу соседней избы Любимов сын, – пошли силки проверять!

– Спит еще твой Могута! Храпит-посвистывает, точно медведь в сечень-бокогрей[7 - Февраль.]! – вышел на шум кузнец Радей. Потянулся, захрустел косточками.

– Мы же договаривались. Эх, – мальчишка махнул рукой и побежал через ржаное поле в лес.

Несколько петель из конского волоса на заячьих тропках были нетронутыми, а ступа[8 - Ловушка для птиц из деревянных колышков.] разломана и разбросана по полянке. Наверное, волк или лисица раньше пробежали, обнаружив в капкане, судя по перьям, откормленного на лесных ягодах тетерева.

Маленький охотник, было, расстроился, но тут углядел черничник c переспелыми крупными гроздьями ягод. А невдалеке затаились рыжие лисички, подберезовики. Под опавшей листвой и хвоей подрастали белые грибы. Жаль, что c собой нет мешка или плетеной корзины, а то и рубаха б пошла в дело, но комарики, не успев спрятаться в сосновом бору от дневного света, еще норовили укусить, пища над ухом.

– Здравствуй, Градибор! – кто-то заговорил сзади. Мальчик обернулся.

Совсем рядом на замшелой коряге сидел незнакомый мужчина. В зеленом длинном до пят иноземном странном одеянии, c вышитой золотыми нитями каймой, и косым крестом на груди.

Как будто не похож на лешего. Радей рассказывал, что если хранитель леса сидит на пне, обязательно кладет левую ногу на правую. И пуговицы у него тоже всегда c левой стороны. И глаза, вроде, как у кошки – лучистые, оранжевые.

А у этого глаза голубые. Бородища длинная, седая. И пуговиц вообще нету…

– Здравствуйте, – поздоровался Градибор, раздумывая: «и имя-то откуда-то мое знает». Немного было не по себе и тревожно, но виду не пода