– Я говорю, спит он еще, – сквозь сон услышал я голос старшей сестры.

Заскрипели половицы старых досок. Несмотря на недовольство Оксаны, в комнату кто-то ввалился и тряхнул меня за плечо.

– О, какой запашок от вашего малолетки. Небось, под утро пришел.

Я открыл один глаз и с трудом разглядел очертания склонившейся мужской фигуры. Второй глаз сильно отек и не открывался.

– Кто это тебе такой фонарь подвесил? – обрадовался посетитель. – Говорить сможешь? Соображаешь?

– Пить хочу.

Сестра с бокалом компота ловко протиснулась между диваном и незнакомцем. Я пил небольшими глотками, чтобы дольше закрывать лицо широкой эмалированной кружкой. Память возвращалась ко мне.

Визг Зины и мат пьяной троицы пацанов долетали, наверное, до луны, которая ярко освещала ночное побоище. Я не давал сбить себя с ног и размахивал зажатым в кулаке ключом от городской квартиры. Ключ был фирменный, длинный и острый. Он всегда рвал карманы, и я предпочитал не носить его, если не собирался в город. В тот вечер, помнится, мелькнула шальная мысль, что познакомлюсь с девочкой «на отдыхе», приглашу ее в пустующую без мамы квартиру.

Следователь ждал. Он оказался симпатичным молодым человеком. Блондин с ясными серыми глазами, который начинал полнеть, но все еще носил обтягивающие рубашки и брюки. Посадив меня за стол, он стал вежливым и корректным и в такой манере промучил около получаса. Записал, что я ничего не видел, ничего не знаю. Просто выпил пива, которым на танцах угостили незнакомые парни. Возвращаясь домой, я споткнулся и неудачно упал на левый глаз.

Сестра во время составления протокола пару раз скрылась за дверью. Наверняка по телефону советовалась с мамой по поводу «нашего оболтуса» и возможных неприятностей от него. Наконец мои признания покорно улеглись в пластиковую папочку.

– Надолго не прощаюсь, – с улыбкой пообещал следователь.

– Я вас провожу, – жизнерадостно откликнулась Оксанка.

Когда оба скрылись за дверью, я рискнул использовать возможность бесконтрольной проверки дачных ящиков и шкатулок. Разворошил в комоде хлам из клубочков, пустых пузырьков и сломанных заколок. Проверил под изрезанной кухонной клеенкой затертые листы о последовательности консервирования. С тоской поглядел на антресоли, где в поисках поможет разве что отбойный молоток.

Где мама могла спрятать весточки от Олега?! Здесь или на городской квартире? Зина же сказала на прощанье, что искать нужно в письмах. Опекун ей проговорился, что интересующий меня документ был выслан почтой. Мама прятала письма от своего зятя. Оксанка и не подозревает об их существовании.

Нашел я письма от Олега перед самым возвращением сестры в картонной коробке из-под бытовой техники. Туда отправили в ссылку черно-белые снимки, старые квитанции, медицинские справки, другую чушь. Среди старых бумаг завалялись три коротких вскрытых письма от дяди из специализированной лечебницы, которую в ту пору называли почему-то ЛТП. Первая буква означала «лечебный», а дальше не знаю.

В первом письме бывший Оксанин муж каялся за то, что испортил жизнь жене, клялся ей и нашей маме все исправить и начать сначала. Второе я посмотрел мельком, там было что-то о принципах лечения от алкоголизма. Зато третье меня заинтересовало. К сожалению, верхняя часть его была оторвана, поэтому текст начинался непонятно:

«… ноги, спина и плечи разорваны в кровавую кашу. Он мог лежать только на животе, постоянно терял сознание, в бреду кричал и закрывал голову руками. Ему было не до моей благодарности.

Когда он умер, я поклялся исполнить его мечту о земном рае. Он часто говорил, что накопит на клочок земли, где вырастит яблоневый сад и где его душа очистится от всех мерзостей войны и зла.

Моего соседа по палате, Николая, навещает родной брат Леша, которому достались в наследство от бабушки дом и участок. Он готов продать. Если ты поймешь меня и поможешь в финансовом плане, то сделку оформит наш юрист».

В окно было видно, как Оксана прощается со следаком и закрывает калитку. Я сунул в карман письмо, а коробку задвинул обратно наверх старомодного кухонного буфета. Из горячего чайника налил в бокал кипяток и растворил