Глава первая

Дженнифер стоит у самого забора, прильнув щеками к доскам. Никогда его занозистым шпалам, изъеденным дождями, не выпадала такая честь. Деловой костюм добавляет театральной академичности, словно она – последний зритель величавой природной антрепризы, замерший в ожидании развязки. Силуэт ее – сизая тень, лишь алая окаемка, как нимб, очерчивает разбросанные ветром длинные волосы. Багровый солнечный свет признает только оттенки красного и черного. Черный костюм кажется темно-малиновым со спины. Черно-белая кинопленка сквозь красную линзу…

Прикладываю ладонь ко лбу козырьком. Сдавленные светом глазные яблоки будто обдает холодной водой. В красной пелене проступают детали.

Она стоит, схватившись руками за доски, и по-женски сжимает кулаки, отставляя большие пальцы вверх. Но пальцы не спокойно лежат на дереве, а впиваются в него ногтями. Я заметил это не сразу и вновь подумал: интересно бы увидеть ее глаза с той стороны. О чем она думает? Ни одна деталь ее образа, заметная со спины, кроме этих ногтей, не выдает ее. Словно вспомнила она, что давным-давно хотела бы вырваться на волю, но не отсюда, с моего участка, у которого есть калитка, а откуда-то еще…

Впрочем, наверняка мне знаком ее теперешний взгляд. Полные солнца и скорби глаза. Вспомнить хотя бы пленного арабского мальчугана, который смотрел из-за решетки фургона, когда его отца с подельниками уводили наши коммандосы. Мальчику было плевать на едва утихшую стрельбу, на наши уговоры и на собственное будущее. Он знал лишь, что видит отца в последний раз. Крег рявкнул ему по-арабски «все будет хорошо»; лучше б промолчал…

Огромное озеро раскаленной магмы. Будто высоко в небе разверзся вулкан и залил лавой добрую половину горизонта. Лениво, словно крем, лава стекает за край леса, за кулисы, не желая торопиться, пока в зале не зажгут свет… Тогда солнце было таким же, только вместо леса вдалеке подрагивала неровная кромка пустынных гор, а сцена простиралась во все стороны, насколько хватало глаз. Хмурое, надменное солнце. Сварливый вахтер, вынужденный наблюдать одни и те же осточертевшие лица каждое утро и вечер вот уже пятый миллиард лет…

Дженнифер шевелит рукой, и на миг колет глаза солнечный блик на ее роскошных часах, которые я заприметил еще утром, а Деев просветил, что они от Джулио Монтинатти. В офисе подобные носит лишь блистательная наша Сьюзан Морт, взявшая под них отдельный кредит, ибо на зарплату такие не купишь. А про зарплату Дженнифер Деев мне ничего толком не ответил…

Боже, что за глупости опять лезут в голову! Ведь совершенно неважно, какие на человеке часы, когда он обо всем забывает и отдается внезапному порыву, молчаливой откровенности перед чем-то необъятным. Битых двадцать минут Дженнифер не сводит глаз с заходящего солнца. То ли сто лет не была за городом, что вполне вероятно с нашим затворническим режимом. То ли, как и мне, есть что вспомнить…

*

Утром мы были еще не знакомы, и день начинался многообещающе.

В третий раз за месяц остался голодным из-за того, что тупоголовый дрон-коптер не смог считать маячок на моем балконе. Прокатался все утро вверх-вниз мимо окна, держа в лапах коробочку с вожделенным омлетом. А когда мне надоело, и я высунулся, чтобы поймать и отнять свой завтрак, он неудачно зацепился винтом за парапет балкона и чуть не резанул остальными винтами мне по рукам. Выровнявшись, он ушел на аварийную посадку. Лапы свои при этом разжал. Фаршированный фермерской ветчиной и пассированными томатами омлет шмякнулся о мостовую, где и остался на радость птичкам.

Из кафе, разумеется, позвонили, задабривали бонусными баллами и умоляли дождаться нового омлета. Но пешие курьеры от них добираются минут по сорок, а с роботом неудача бы повторилась.

Утро без завтрака предвещает все мыслимые беды, и так и случилось. У моего оверкара сбойнул контроллер антигравитатора, отчего всю ночь машина провисела в полуметре над землей. Аккумулятор от такого почти иссяк. Хотел я по дороге разгрести почту, а пришлось взяться за штурвал и на минимальной высоте доползти до ближайшей заправки. Все батареи на замену за утро разобрали, так что полчаса