Я старых писем не храню

К чему мне дым воспоминаний?

Себя в ошибках не виню

И не стыжусь былых признаний.

Могло бы всё иначе быть.

Кто знает, лучше или хуже,

Кого любить и с кем дружить

И чем жара милее стужи?

Я старых писем не храню.

«Из сердца вон…», как говорится.

В душе слезинку уроню

О том, что всё не повторится.

И снова рад своей судьбе

Я, несмотря на близость к тризне.

Спасибо, Господи, тебе

За всё, что дал мне в этой жизни.

Началo

«Мы шли по молу аванпорта…»

Мы шли по молу аванпорта.

Внизу со стоном волны бились,

Стекали по камням истёртым,

На брызги мелкие дробились.

И брызги эти доставали

До губ твоих, таких желанных,

И поцелуем застывали,

Завоевав тебя обманом.

А я в отчаянье и горе

Смотрел с тоской на эти губы,

Но не испортил ласку моря

Своим прикосновеньем грубым.

И помню я неповторимый

Тот миг, и море то, и небо,

И брызги на лице любимой,

И поцелуй, что так и не был…

    1959

«Мне нравится другой», – смеясь сказала ты…»

«Мне нравится другой», – смеясь сказала ты.

И в комнате нас сразу стало трое.

И вот уже разрушен дом мечты,

Который я для нас с тобой построил.

Мне жалко, больно мне. Такой был славный дом,

Многоэтажный, до седьмого неба,

Из солнечных лучей. И я с тобою в нём

Был счастлив так, как никогда я не был.

Я стены в нём не смог по правилам сложить,

И рухнул он, едва нас стало трое.

Увы, не довелось мне в доме этом жить,

Но так его приятно было строить!

Пусть это не любовь. Пусть это только дом.

Слова мои звучат всё глуше, глуше.

И говорю я вовсе не о том…

Что говорить, ведь дом уже разрушен.

    1953

«Молодой, слегка чудаковатый…»

Молодой, слегка чудаковатый,

Не умея чувств своих скрывать,

Я спросил у девушки когда-то,

Можно ли её поцеловать?

Это было истинным мученьем.

Весь в огне я ждал её ответ.

И вздохнул, признаться, с облегченьем,

Услыхав решительное «Нет!».

Я с тех пор не спрашивал ни разу,

Может только взглядом иногда,

Догадавшись сразу, иль не сразу,

Что в ответ могу услышать «Да».

Целовал серьёзно и балуя

(Улыбалась часто мне судьба).

Знал я сладость первых поцелуев

И прощальных горечь на губах.

Отчего ж, теперь, с тоской неясной

Я смотрю, теряя свой покой,

В детский мир, наивный и прекрасный,

Что маячит где-то далеко.

Далеко, за дымкой синеватой,

Где осталась девушка стоять,

У которой я спросил когда-то,

Можно ли её поцеловать.

    1956

«Вот и хватит. Приехали. Слазьте…»

Вот и хватит. Приехали. Слазьте.

Пролетели один перегон.

И, похоже, от поезда счастья

Отцепили в пути мой вагон.

Тот вагон одинокий остался

Сиротливо стоять в тупике.

Ну, а поезд с тобою умчался,

Только виден дымок вдалеке.

Что мне делать теперь, непонятно.

Что мне выбрать и что предпринять?

То ль, тащиться по шпалам обратно,

То ли поезд бегом догонять…

    1952

«Опустился на землю туман…»

Опустился на землю туман,

Окунул в молоко фонари.

И сменяет огней караван

Золотaя полоскa зари.

Невесомы предметы вокруг.

Тишина, да белесая муть.

И лишь сердца неистовый стук

Не даёт мне спокойно уснуть.

В эти сумерки легче понять,

Что такое прекрасный обман.

И, похоже, в душе у меня

Тот же плотный тягучий туман…

    1952

«Таллин…»

Таллин

Я люблю этот город. Эти серые стены,

Эти старые башни под крышами острыми.

И остатки былых укреплений военных,

И разрушенных замков заросшие остовы.

И цепочки огней, их простые узоры,

Вниз под гору бегущие узкие улицы.

И Балтийское серое небо и море,

Что, сливаясь вдали, одинаково хмурятся.

Островерхие кирхи, их медные шлемы,

Немудреный модерн довоенной эпохи.

И каштанов, от долгой очнувшихся дремы,

Неразгаданный нами таинственный шёпот.

Я люблю этот город. Люблю бескорыстно:

Мне не нужно отцовство чужого народа.

Он останется в сердце навеки и присно

Чувством первой любви. Без конца, без исхода.

    1955

Иcтoки

«22 июня 1941…»

22 июня 1941

На открытке пасторальной

Воронцовский переулок.

Не известный, не