Зверьё

Как зверю можно что-то объяснить?.. —

Пустое, он признает только силу.

Разумных рассуждений рвётся нить,

где острым когтем сам себе могилу,

нет, не копает – роет, рвёт и мечет

безумец дикий, сея страх и жуть…

Так в войнах убивают и калечат

друг друга те, в ком зверя злая суть

над разумом давно возобладала.

Животная грызня и кровь кругом,

и Бог на всё рукой махнул устало,

нет слов у Бога – душит в горле ком…

Пока Земля полна людским зверьём —

культ силы, власть и деньги не исчезнут.

Не купим, так заставим иль убьём! —

Девиз эпохи, падающей в бездну.

Зло снова рвёт друг другу глотки

Зло снова рвёт друг другу глотки,

меж двух огней опять добро

распято… Голос тихий, кроткий

не слышен в звоне топоров,

кресты строгающих к могилам. —

Власть гонит в них народ войной.

А мать в безумии забыла,

что там, за вражеской стеной

другая мать ломает руки,

сынов взрастив на почве зла —

на культе силы… Жнёт лишь муки

и слёзы та, что не смогла

сберечь детей от веры дикой

в добро, фальшивое насквозь.

Ведь в каждой песне, в каждой книге

к борьбе, победе манит злость,

внутри сидящая наследством

от зверя тёмного… И вот,

в итоге всякий верит с детства,

что с кулаком добро живёт.

И снова рвут друг другу глотки

«за мать и родину» сыны.

А голос тихий, слабый, кроткий

не слышен в грохоте войны.

Сила не в правде, не в вере

Сила не в правде, не в вере. Правда и вера – слабы.

Сила – в разбуженном звере, в ярости, гневе толпы,

всё сокрушающей, рвущей с воплем «Скорее распни!»

Сила – в глазах власть имущих, правду и веру они

важно на крест прибивают сильной своею рукой.

Только всегда воскресает гордость презревший изгой.

Сила не в правде, не в вере. Правда и вера – слабы,

как человек в лапах зверя, как Божий Сын средь толпы.

В бездуховной пустыне

Псам отдали святыни,

свиньям бросили жемчуг.

В бездуховной пустыне

что-то призраки шепчут

о любви, только тает

шёпот в хрюканье с лаем.

Скотный двор процветает

между адом и раем.

Ворон

«Кто умножает познания,

умножает скорбь».

    Экклезиаст – 1.18

В глухой тайге на мох упало

мне прямо под ноги перо

иссиня-чёрное… Мне стало

подарком ворона оно.

Того, что меж тремя мирами

посредник вещий и мудрец.

Был белым, но ковчег вестями

не радовал и, наконец,

за то стал чёрным в наказанье,

чтоб людям не питать надежд,

увидев ворона… Познанье

одето в скорбь, и сих одежд

не снять пока… Никто не знает

того, что знать нам не дано.

И молча ворон улетает,

оставив мне своё перо.

И палача найдут опять

Приговорили к смерти лето,

а осень – стала палачом.

За ней зима крадётся следом,

убить готова… Нипочём

не догадаетесь, что зиму

весна утопит, как пить дать.

А за убийцу – лето примут…

И палача найдут опять.

Снотворная погода

Снотворная погода.

Как гири стали веки.

В глазури гололёда

асфальтовые реки.

Рой белых мух-снежинок

кружится в диком танце.

За стёклами машины —

деревья-оборванцы

мелькают в небе хмуром.

Ноябрьская пора,

нет, не идёт – прёт буром.

И с самого утра

асфальтовые реки

в глазури гололёда.

Как гири стали веки —

снотворная погода.

Созвездие Медузы

Космические вёрсты

хранят один секрет:

давно погасли звёзды,

и призрачен их свет,

который с опозданьем

доходит до Земли…

Мне призраки желанье

исполнить не могли.

Когда, сойдя с орбиты,

свет падал – был я рад.

Как мне казалось, видел

реальный звездопад.

Но был в плену иллюзий,

пустых, прозрачных грёз.

В созвездии Медузы

моём – давно нет звёзд.

Лишь мёртвое сиянье

средь моря темноты

несбыточных желаний,

несбыточной мечты.

«На рогах Сатаны крепко держится нимб…»

На рогах Сатаны крепко держится нимб,

а меня, в лучшем случае, ждёт скорбный Лимб.

Отчаянное

Нечаянно разлитый чай…

Необычайных чаяний

лишившись, чаю, невзначай,

и, кипятком ошпаренный,

поймал не мышь, а мысль за хвост —

да пропади всё пропадом!

Куда уж там – д