Куда уходит нежность? Записки Насти Январевой

Наталья Борисова

«Теплый душевный роман о поколении конца семидесятых, о студенчестве, о любви и надеждах – без всякой политики и притязаний на премии. В памяти воскресают лучшие моменты нашей жизни. Я читаю и вспоминаю – это же было, было! Какими мы были чистыми, наивными, как слепо верили, что впереди только радость, а плохое обойдет стороной, как мечтали о любви. Вся институтская жизнь была пропитана этим ожиданием любви». Ирина Гатальская

Куда уходит нежность?

Записки Насти Январевой

Наталья Борисова

© Наталья Борисова, 2016

ISBN 978-5-4483-3468-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Маргарита Майновская,

выпускница ИГЛУ,

переводчик, филолог

Интересная штука – память. Словно щелкаешь невидимым тумблером – и вот она преподносит тебе нужные события, эпизоды твоей жизни, словно из чемоданчика с коллажем на заданную тему.

Поступление в иняз, год 1975. Вокзал, конец июля. Билетов нет – люди возвращаются из отпусков. Для моих родителей такое событие, как мой отъезд, снова оказалось полной неожиданностью, как и мой выпускной бал с его белым платьем. Позаботиться о билетах заранее никому не пришло в голову, хотя я всем уши протрещала про Иркутский иняз и еще полгода назад получила из приемной комиссии всю необходимую информацию. На ближайшие несколько дней билетов не было. А первый экзамен – послезавтра. И вот мы с подругой – две семнадцатилетние пичужки – в вагоне, наполовину забитом солдатами. Доехали до утра, а там – здравствуй, незнакомый город Иркутск! И все беседы с солдатиками, обещания писать – все куда-то ушло, стало незначительным, размытым, как кадр в расфокусе. Иркутск после просторного, более людного и современного Красноярска мне не понравился, показался каким-то заштатным городишкой. Это позже пришло понимание шарма деревянно-каменных уездных городков. Но не тогда.

Спортзал. Нам сразу сказали: «Общежития не будет – на ремонте. Кто не в состоянии оплачивать съемное жилье, все – в спортзал». Правда, это относилось только к девочкам. До сих пор помню это разноцветье шумной, многонациональной девичьей толпы, заселившей спортзал. Нас, наверное, было не менее сорока. Украинки, русские, бурятки, белоруски, молдаванки – все представительницы тогда еще большой и сильной страны. Выдали нам по раскладушке и – удачи, девчата!

Отдельным островком держались девушки из Бурятии. Почти все они имели республиканские направления и, зная, что «национальному кадру» это добавит баллов, особо с подготовкой не парились. Вокруг их раскладушек батареями стояли бутылки с газировкой, пирожные, печенья. Было ощущение, что дома их лишали всех этих радостей и теперь они «догоняли». Еще казалось, что у них была одна фамилия – Раднаева, красивая, но общая, одна для всех. Многие из них и впрямь состояли в родстве.

«Женская абитура» читала, зубрила, а те, кто уже сдали экзамены, мучили расстроенное пианино, пели и просто болтали. Перезнакомившись, девчата начали кучковаться в зависимости от факультета, расписания занятий и симпатий.

Наташа. В дружном строе наших раскладушек ее стояла особняком. Все, что я знала о ней тогда – только имя. Тихая, очень спокойная девочка с миловидными чертами лица, в очках, с «хвостиком», крашеная под блондинку. Постоянно что-то вязала, что-то учила, сдержанно отвечала на вопросы, но первой в разговор не вступала. Уже тогда она была взрослее многих из нас. Ее уравновешенность, казалось, говорила, что она знала о жизни гораздо больше, чем мы с подружкой, незрелые, совсем не подготовленные к самостоятельной жизни. И просто неслыханной крамолой, бунтом показался ее протест против полученной оценки за сочинение. Откуда вдруг взялась такая самоуверенность? Сработало – исправили. Позже стала известна информация из серии: «А судьи – кто?» Проверяли сочинения не вузовские и даже не школьные «русаки», а инязовские преподаватели. Училась Наташа ровно и спокойно, и тогда я этот ее абитуриентский бунт восприняла как одноразовый протест, за которым других (на моей памяти) не последовало. Прошл