Шоу будет продолжаться. Повесть
Юрий Меркеев
Эта повесть о молодых людях на изломе эпох. После развала СССР и хлынувшей «свободы духа» многие потерялись, не зная, на какую духовную основу в жизни опереться. А может быть, служить идолу под названием «золотой телец»? Нет. Все герои этой повести своего рода «дон кихоты», которых бьет даже ветряная мельница. И все же они ищут и находят. Каждый – свое счастье.
Шоу будет продолжаться
Повесть
Юрий Меркеев
Посвящается И. М.
© Юрий Меркеев, 2016
ISBN 978-5-4483-0383-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1
В юности я посещал единственное в городе литературное объединение. Название у него было странное – «Ковчегары». Встречи проходили раз в месяц в здании краеведческого музея, где был один только зал, в котором фотографии и книги наших земляков соседствовали с чучелами волков, зайцев, лисиц и прочих представителей местной фауны. Наш руководитель, поэт-песенник Островский, шутя, пояснял, что «ковчегары» – это, своего рода, закодированное послание потомкам, записка, запечатанная в бутылку настоящего и брошенная в море вечности. Можно понимать, что каждый из нас, как кочегар, топил печь культурной жизни города. С другой стороны, все мы находились в Ноевом Ковчеге, где, как известно, «всякой твари было по паре». Наверное, такое определение «Ковчегаров» было точнее. Потому что персонажи местной культурной элиты были и в самом деле яркие, непохожие друг на друга, иногда гротесковые, фантастические, словно вытащенные из романов Гоголя или Салтыкова-Щедрина. Одним словом, странные. Впрочем, не странные люди не интересны. Мне, например, было бы пресно общаться с человеком, которого современные психологи «ободрали» бы до состояния «нормальности» по определению науки. Нормальный человек, на мой взгляд, не только не интересен, но и отпугивает своей нормальностью – по учебнику психологии, но не по образу нормы психического здоровья, которую указал в Евангелии Христос.
Странным был я, странными были наши «ковчегары».
Взять, к примеру, отставного военного Опричина Сергея Сергеевича. На встречи он всегда являлся в черном костюме, темной рубашке, красном галстуке. Приходил с таким скорбным выражением лица, будто шел не на собрание острословов и шутников, а на поминки по большой российской литературе. Лицо его было чисто выбрито, волосы с проседью аккуратно зачесаны наверх. В отличие от большинства коллег по цеху он не курил, не выпивал, строго следил за речью, не допуская дурных слов, регулярно посещал православную церковь, где еженедельно исповедовался и причащался. Свою прозу он никому не показывал, но часто выступал в роли праведного критика. Так однажды он обрушился с гневной речью на журналиста Тычкина, который писал статьи о бомжах, наркоманах, пьяницах в местную многотиражку.
– Я, конечно, люблю людей, – заявил Сергей Сергеевич с благодушной улыбкой. – Но не до такой степени, как вы, уважаемый журналист. Если меня попросят умыть и согреть теплом какого-нибудь бродягу, тут увольте! Моей христианской любви будет недостаточно. Я люблю только тех, кто уважает себя. А любовь из-под палки – это диктатура.
Тычкин промолчал, но Сергею Сергеевичу, видимо, нужна была ссора.
– Удивляет и настораживает ваша позиция, – продолжал он. – Лично я против того, что вы пишете. Посмотрите кругом, сколько радости, света?! А у вас? Зачем захламляете чистоту?
В нашем заседании был перерыв, и большинство литераторов бросилось на улицу во внутренний дворик утолить табачный голод. Я не курил и остался в музее, и стал невольным свидетелем бурной полемики.
– Представьте себе, идем мы по улице, радуемся солнцу, свету, облакам. Всю эту красоту кто создал? Бог. – Опричин строго посмотрел на журналиста. – Идем по улице дальше. Смотрим вниз под ноги и видим… – Отставной майор брезгливо поморщился, полагая, очевидно, что мы поняли, о чем он говорит.
– Вдруг видим человека, – неожиданно закончил фразу Тычкин и усмехнулся.
Сергей Сергеевич растерялся.
– Человека? – нахмурился он. – Даже если и человека. Смотря, какой чело