Зима…

Зима. В грязи декабрь. Случайно

увидел снег, чернеющий от слёз…

Наверно, я простецкий русский чайник:

всегда сую, куда не надо, нос…

И нос грустит. А мне бы эту кучу

не видеть никогда… И в темноте

ловить в глазах, хоть тоненький, но – лучик!

Так надоело верить пустоте…

«Хрипатый ветер хамовит без нужды —…»

Хрипатый ветер хамовит без нужды —

хлестнёт в лицо и ускользнет в кусты…

А я стою навечно безоружный —

наследник чисто русской простоты…

«Такие нити тонкие – сквозные…»

Такие нити тонкие – сквозные.

Куда их тянет? Да, – за горизонт.

Они уже не рвутся и отныне

у жизни видеть счастье есть резон.

Они скользят восторженно и зримо.

Увидишь их – тепло прильнет к груди.

И я уже не битый, не гонимый.

Душа моя не голосит, – гудит.

Буча[1 - буча – поцелуй (чик), образовано от латыш. buca]

Ты проснись, когда в окошке лучик

промелькнёт, а, может, прозвенит,

и устрой с утра себе же бучу,

только после бучи не усни.

День такой, что слышится – «удача»

в левом ухе, – в правом эхом: «…ча…»

Будто бы дают тебе на сдачу

счастья малость… Мимо, грохоча,

в вихре пыли пролетают горе,

расставанья, боли… Нет причин

вспоминать все буквы на заборе —

эти буквы будто бы ничьи…

Эта буча нежностью накроет.

Утро прозвенит в твоё окно.

Вот, и станет нас сегодня трое —

буча, ты и… я. Закреплено!

«Вернётся всё мозаикой стекляшной…»

Вернётся всё мозаикой стекляшной,

когда сознанье выпучит глаза,

когда соврать себе и людям страшно,

когда слова в едино не связать,

когда любовь застынет безнадёжно,

когда прощенью и прощанью рад,

когда войдет подспудно и подкожно —

нельзя прожить без горя, без утрат, —

вернётся всё. Стекляшки мозаично

рассыплются, у памяти в долгу…

И я скажу тебе… себе привычно:

мы даже умираем на бегу…

Уходит день

Уходит день. В ночи одни вопросы.

Не тает снег. И корочка хрустит.

Глаза в ночи немножечко раскосы.

Любовь нечаянно, но, всё-таки, грустит.

Висит луна – не лампочка, а лампа.

Немой подъезд. Чуть эха. Шепоток.

И тень моя – растрёпанным эстампом

на стенке грязной – знай сверчок шесток.

Сугробен двор. Позёмка. Я причастен

к вершенью судеб в комнате пустой.

И даже жить – могу решать отчасти.

Жизнь приняла, но, вроде, на постой.

Уходит день. Бессонница на страже.

Туманны мысли. Рвётся сути нить.

Спокойной ночи – мне никто не скажет.

Забыться и… за всё весь мир простить.

Апрельское

Весёлый день. И лужи-зеркала

отбликивают солнечную сетку:

в ней зайчики, как солнечные детки,

резвятся, позабыв свои дела.

Апрель кружи?т и кру?жит… По весне

не голова, а море разливанно…

И даже в состоянии диванном —

мурашечки весенние в спине

щекочут мысли – мне бы их сберечь.

Вскочу, вскричу и улечу далече…

Весна! Я на неделю обеспечен

улыбками и вереницей встреч.

Бег назад

Разлом. Пустынно и прогоркло.

Дымок. Запутавшийся след.

Земли запёкшаяся корка.

Всё это – отраженье лет.

Гудит пространство за спиною.

И жизнь у времени в долгу.

Но пахнет осенью весною.

Я в детство, кажется, бегу…

Будет лучше

Ничего пока не значит

в жизни этой – всё потом…

Я живу – пуглив и мрачен.

Хороша погода – шторм…

Забивает ветер душу —

не вдохнуть. Прощальны дни.

Околачивал бы груши…

но… так хочется возни

в этой жизни. Отутюжен

быт. Замочено бельё.

Нет внутри – всё есть снаружи.

Если хочешь жить, то – влёт…

Пусть гудит вокруг и вьюжит.

Будет лучше. Было хуже.

В предчувствии осени

Уходила даль за кромку крыши.

Улетали птицы на исходе лета.

Слышал я, как осень тихо дышит.

Август. Лето исчезало незаметно.

Хромоногий парк желтел степенно.

И казалось сложным даже и простое…

Жизнь текла без меры – внутривенно.

Люди, жить и вправду очень даже стоит.

Вагонное

В нелепой голости зимы

не голоса, а отголоски,

и шар земной не круглый, – плоский,

и заморожены умы…

и нет восторженных речей

в пугливой сонности рассудка,

дней нет, – есть только ночи в сутках,

а ночи всё