1
В милый сердцу городок на Волге, учительница русского языка и литературы, Зоя Михайловна Разумовская приехала ранним утром. Оставив машину в спящем дворе элитного квартала, прошлась через пустынную площадь, где одинокая поливочная машина, обрызгав весь асфальт, остановилась возле оригинальных цветочных клумб. Оригинальность заключалась в изящных скульптурных композициях, сплетенных из прочной проволоки и в целом изображающих персонажей русских сказок.
«Наверное, любители селфи толкутся здесь денно и нощно», – сонно подумала Зоя Михайловна, вспоминая своих учеников, использующих для прославления себя любимых любую возможность. Каждый метр школьного пространства, таким образом, был зафиксирован и выложен на страничках социальных сетей. Неугомонные «себяки» фотографировали даже школьные завтраки, что Разумовская, сама увлекающаяся в молодости фотографированием, никак не могла понять. Изредка, она доставала из шкафа коробку, где хранились ее первые снимки с бесконечным рядом видов рассветов, закатов, с лентами дорог уходящих за горизонт, первомайскими шествиями. Будучи студенткой, она подвизалась в качестве фотокорреспондента районной газеты. Снимала, конечно, передовых колхозников и колхозниц, но в коробке оседали фотки ромашковых полей и деревенских церквей.
В семейном фотоальбоме хранились снимки из туристических поездок в горы и санаторно-курортного лечения Евпатории, где молоденькая Зоя Разумовская позировала в компании друзей. Но таких снимков было не много, не в пример тем селфи, что щелкают очумевшие от возможностей похвастаться каждым шагом своей жизни заядлые любители самопрославления. Да и чем хвастаться? Тарелкой горохового супа? – Глупости!
Преодолевая усталость, Зоя Михайловна направилась к летнему кафе, где столики были выставлены на набережную. Пробежав глазами меню, она заказала усталому официанту чашечку крепкого черного кофе и вазочку мороженого, где выложенные шариками из клубничного, земляничного, шоколадного и бог весть еще какого, пирамидальное сладкое, холодное сооружение можно было долго смаковать.
На оркестровой эстраде потихоньку играл оркестр из трех музыкантов. Были еще, но расстегнув фраки они, уронив головы на грудь, спали, используя громоздкие музыкальные инструменты в качестве опоры. Трое играли нечто прекрасное: виолончелист расслабленно выводил смычком, тише и тише, весь откинувшись и готовый вот-вот присоединиться к спящим товарищам; скрипач выглядел более активным, но черные тени под воспаленными красными глазами выдавали степень усталости и бессонной ночи; третий, глядя вверх на проплывающие в розоватом небе облака, отрешенно выдувал на флейте.
– Оркестр пьяных инструментов, – хохотнул возле нее мужчина.
– Разрешите представиться, – галантно поклонился он, заметив ее внимание, – Адам Бесподобный!
– Почему Бесподобный? – не поняла она, привычно, чисто по-женски оглядывая его с ног до головы.
Зоя Михайловна побывала замужем, но не долго, два-три года, об этом периоде жизни она не любила вспоминать, однако оставшись в гордом одиночестве, нет-нет, да и посматривала с интересом в сторону потенциальных соискателей ее любви.
Адам, явно ее ровесник, наклонился к желтым кустам, бесцеремонно сорвал маленький бутон декоративной розы, протянул ей.
– Но все же, почему Бесподобный? – приняв розу, настаивала она.
– Романтичнее звучит, – честно признался он, приземляясь за ее столик, – что вы заказали? А, впрочем, не надо объяснений. Человек!
Адам властно прищелкнул пальцами.
Усталый официант приплелся из кухонного пространства, где еще стоял дым коромыслом, готовились блюда и аппетитные ароматы плыли по воздуху.
– Будьте любезны, мне тоже, что и даме!
– Кофе и мороженое? – усомнился официант, не доставая блокнот для записей заказов.
Бесподобный задумался, тряхнул головой, приводя в беспорядок не стриженые волосы, свешивающиеся до воротничка мятой рубашки.
– Пожалуй, не осмелюсь отведать столь дивные лакомства, – сказал он с сарказмом.
– Тащи мне коньяку и лимона! – прихлопнул по столу и с вызовом уставился на Разумовскую.
– Продолжаете банкет? – съязвила Зоя.
– Предвкушаю! – зака