Глава 1 Табунщик

Дни в пионерском лагере летят – не догонишь. Каждый час расписан – то линейка, то бассейн, то поход в лес. Словно кто-то специально сидел и придумывал: чем бы еще занять ребят, чтобы они не оставались без присмотра ни единой минуты, были организованы по всем правилам (кем установленным?) пионерского отдыха и так уставали от всевозможных мероприятий, смотров, дежурств и обязательных игр, что сон настигал бы их за минуту до того момента, когда они свалятся в постели.

Очень скоро забылось, что совсем недавно эти же самые воспитатели жили в этих же самых дачах, больше отдыхали, чем умучивались и, надрывая глотки, пели любимую лагерную песню ребят всех поколений:

Спать, спать по палатам

Пионерам и вожатым.

Пионеры спать не хочут,

А вожатые гогочут..

Незаметно то, что именовалось отдыхом в пионерском лагере и было прежде достоянием большинства, нынче стало доступно только самым отчаянным и старожилам. Эти в любые времена отдыхают в свое удовольствие, как тот кот, который всегда и во всем сам по себе и ходит туда, куда глаз посмотрит.

Не успели оглянуться – неделя позади. А кажется, только вчера приехали и шумной гурьбой прошли с рюкзаками и чемоданами по асфальтированным дорожкам к дачам. Тут же на ходу и знакомились, и делились планами.

Пятнадцатому отряду, в который распределили Коську и Вадика, выделили второй этаж только что отремонтированной дачи. В громадных палатах еще не выветрился запах краски, на выбеленных стенах еще ни одной надписи, ни одного рисунка, не весь мусор убран с газонов – оставлен для растаскивания ребятами, а дождь не успел еще смыть с дорожек белоснежные набрызги извести.

Вадик бывал в этом лагере в прошлом году, потому распоряжался по-хозяйски. Он заранее выведал, в какой палате будут жить мальчики, схватил Коську за руку и друзья заняли самые лучшие места – у окна.

Дача стояла на пригорке, в каком-нибудь десятке метров от забора. Узкая тропинка в россыпи опавших иголок – колючих сосновых и бархатисто-мягких лиственных – змейкой петляла между стволов и корней, выводила к вертушке, а там лес на много километров в любую сторону. И горы, и ручейки, и ключик с такой вкусной и холодной водой, что в городе и за деньги не купишь.

Вадик будет каждое утро приносить ее в графинчике и угощать ребят.

– От этой воды силы вдесятеро прибывают. Она из сердца гор течет, – говорит всем Вадик. Но не он придумал такие слова. Так им рассказывали в прошлом году.

Если забраться на крышу дачи, можно увидеть весь лагерь. Правда тоже только крыши, остальное прячут деревья. Но все равно красиво. А если долго-долго ждать, можно дождаться и тогда увидишь, как в распадке между гор проскакивают почти игрушечные вагоны пассажирского или товарного поезда.

Там, за горой станция. Но до нее далеко. Два часа идти мимо пастбища, фермы и какого-то цеха, возле которого на траве сушатся овечьи шкуры и кисло пахнет кожей. А люди в том цехе работают по пояс голыми, в грубых брезентовых фартуках и в резиновых сапогах даже в самую звенящую жару и в лютый январский мороз.

С фермы в лагерь привозят молоко в мятых алюминиевых флягах. А начальнику лагеря старый табунщик Дядя Рифкат каждый вечер доставляет кумыс в кожаном мешке – бурдюке. Владимир Петрович за кумыс разрешает увозить от столовой бачки с отходами – любимая еда свиней. Все довольны. И дядя Рифкат доволен, и Владимир Петрович доволен. Они всегда здороваются за руку. Как старые друзья. Поздороваются, немного поговорят о том о сем, и опять расходятся каждый по своим делам.

Ребята тоже любят дядю Рифката. Он добрый. Всех посадит в телегу – только попросись. У него в табуне много коней, наверное, целая тысяча. Или еще больше. И маленькие ручные жеребята на тоненьких ножках. Они берут из рук свежую траву и корочки хлеба, мягко касаются влажными губами ладоней, фыркают и благодарно смотрят в глаза. А шерсть у них как бархат! Дышит под рукой и переливается на солнце.

Еще дядя Рифкат любит петь песни. Вечером он сидит около костра, подбрасывает сухие ветки в огонь и тянет нескончаемую песню на своем родном языке. Ничего не понятно. Но язык и мелодия очен