Кулинарный пролог

Меняется все, здесь, в общем потоке сознательной массы народа, выявить индивида можно по характерным свойственным чертам, повадкам и общепринятым нормам. В тот момент, когда ярко выраженные Красивые свиньи, с чувством собственной значимости едят, едят то, что по их мнению приготовленно именно для них, для их персон: незаурядных, ярких личностей, – они едят себя. Эта важная, неотъемлемая часть жизни – еда, империи сайгоноподобных общепит-строений пробивают себе дорогу везде, дабы яркие личности смогли вкусить всю прелесть подаваемой им еды. В самом сердце этих храмов пищи идет чудесное превращение свежайших продуктов всех окрасов, сортов и названий в общую гниющую массу еды. Здесь кроется вся магия творцов этого немыслимого ритуала – пожирания себя. В их кисти врастает сталь острых лезвий, они пускают корни в бетон механическими движениями, с закрытыми глазами они готовы выполнять все, что потребуется для того, чтобы этот мир не сдох от голода. Методично пропитывая воздух испаряющимся потом, из под ножа рождаются картины прихоти желудков, творцы пятиминутного искусства. Под воздействием краски меняются, превращая отдельные части в одно творение, в абстрактное, сюрреалистичное произведение. Его подхватывают с бьющимся от напряжения в горле сердцем, и дыханием через раз люди в одинаковых одеждах, доходят до барьеров, круглых, квадратных форм, накрытых скатертями разных цветов, и в эти загоны выливают массу злости, усталости, и ненависти. Свиньи подхватывают корыта и пожирают себя изнутри. Оставляя не замеченным тот факт, что все сводится к тому, что ради этого они сюда и пришли, Но не увидели и не оценили этого. Так умирает пятиминутное искусство. Меняется все…

Несколько минут, а может быть секунд (ровно столько живет искусство), созданные образы на полотне, краски, сотканые сталью, огнем и мышечной памятью, фантазией и любовью художника, писателя и актера в одном лице, переливаются сплетеными образами запахов трав, вкусами из мозайки продуктов. Человек в форме из белой, черной или любых других цветов ткани, привыкший к безвкусному поту на губах, одурманенный духотой затхлости стоящего на одном месте воздуха, не чувствующий голода и температур, на протяжении медленно скользящих часов своей смены, отдает эти часы своей жизни, возможно, на сотворение сотни таких произведений, методично пропуская через свои руки, пропитанные различными запахами, делает их по нескольку раз, не теряя порой стремления сделать еще прекраснее эти произведения. За барьером стен, между залом, наполненным суетой и спокойствием, криками и тихими размереными беседами, он непостижимо для этих коротких умов неблагодарного социобыдла в его большинстве, индивидуально каждому и для каждого творит скульптуры, соединяя на протяжении всего дня совершенно разные продукты в одно блюдо. Следя за временем внутри себя, контролируя множество процессов одновременно, улавливая запахи не свойственные друг другу, определяет внутренним инстинктом вкус, ориентируется на звуки раскаленного масла и шума печи, стремится к тому, чтобы удовлетворить прихоть, потребность гниющих душ людей, дабы они разрушили его творение, проглотив и забыв про него, забыв о тонком, неуловимом послевкусии сочетания прекрасных миров… вкуса…

Часть 1

Кеннету приходилось делить кухню с молодым человеком, который походил скорее не на повара своим внешним видом, а на лаборанта-медика, надолго задержавшегося в изучении различных препаратов, проверяя их действие непосредственно на себе. Хотя возможно и то что делить кухню приходилось молодому человеку. Рост выше среднего, светло-серого цвета глаза, короткая стрижка, бледный, с коричневатым оттенком цвет кожи, имя Юл. Этот человек – пример антипода в отношении совершенства в понимании своих родителей. Так как родители сделали все, что потребовалось для того что бы дать молодому человеку образование, создать полноценный прототип самого наилучшего что ни на есть члена общества, Он получил медицинское образование, с отличием закончив учреждение, в котором обучался. Это все что нужно знать о его врачебной карьере, так как работал он на к