Амьюрт

Он смотрит не на меня, а куда-то сквозь меня. Он. Даже не знаю его имени. По документам он числился как Адамс, но на самом деле его могут звать как угодно, если его вообще как-нибудь зовут.

– А вы молодец.

Даже не вздрагиваю от его голоса. Сжимаю кольт. Шажочками-шажочками подбираюсь к порталу.

Адамс (Адамс?) повторяет:

– А вы молодец.

Молчу.

– Знаете… только половина осужденных догадались, что коридор замкнут сам на себя. В кольцо.

Пожимаю плечами.

– И только четверть догадались, что тюрьма не делится на этажи. Один этаж переходит в другой… по спирали.

– Нетрудно было понять.

Делаю еще шаг к порталу. Жду, когда он откроется.

– А знаете, сколько человек догадались, что здесь нет ни первого, ни последнего этажа, нет ни подвала, ни крыши, вереница этажей замкнута в кольцо?

– Гхм… мало таких умных.

– Пять процентов. А сколько человек пытались вылезти в окна?

– Процента три… тьфу, что я говорю, все это сделать пытались…

– …и попадали снова в коридор, хотя только что за окном была улица. А сколько пронюхали, что дом замкнут сам на себя в четвертом измерении?

– А вот здесь уже точно процента три.

– Не угадали. Только вы один. И про порталы узнали только вы.

Настораживаюсь. Сжимаю кольт. Ты мне зубы-то не заговаривай, не на того напал…

– Вы мне вот что скажите… вы зачем вернулись? Туда, в тюрьму?

– Ну… других людей хотел увести…

– Не получилось?

Киваю:

– Не поверили.

– Бывает. Что вы хотели… люди, они такие. Так что вы молодец…

Жду, когда откроется портал. Время идет медленно. Ужасно медленно.

– Вы только одного не учли. Тюрьма замкнута в четырех измерениях, да… но есть и еще одно измерение… время.

Хочу спросить, что он имеет в виду.

Не спрашиваю.

Понимаю.

Обреченно бросаю кольт.

Минутная стрелка прыгает на двенад…

…цать. Просыпаюсь.

Оглядываю белые стены.

Спрашиваю себя, как я сюда попал.

Луна, рассказанная вкратце

Луна рассказывает вкратце,

Как никнут белые цветы —

Как важно к очагу добраться

До наступленья темноты.

Я иду по темному ночному лесу.

Я иду домой.

У меня есть дом. Повторяю эту фразу, пробую на языке – у-ме-ня-есть-дом. Очень сладкие слова, как ванильные пончики с корицей.

У меня есть дом. Дом, который был у меня всегда, даже когда мне было всего-ничего, лет пять или шесть. Дом, который не достался мне в наследство от тетушки или дядюшки, дом, который никто не покупал, и, как мне казалось, никто не строил. Он просто… был.

Когда я просыпался среди ночи и подбегал к окну, я сразу видел огни моего дома за деревьями далеко-далеко в лесу. Я поднимал оконную раму и спускался по пожарной лестнице – меня ждал лес, полный опасностей и приключений.

Но я знал, что со мной ничего не случится.

Совсем ничего.

Потому что огни дома (моего дома!) освещали мне путь. Я бежал к дому – мимо столетних дубов, мимо грозно ухающих сов, мимо каких-то колдунов и драконов, по шаткому мостику – и деревья расступались передо мной, и дом (мой дом!) встречал меня, приветливо открывал двери.

И я сидел в доме (в своем доме!) у горячего камина, кутался в плед…

Успеем в двери постучаться,

Где в очаге хрустят дрова

В тот час, когда стемнеет в чаще,

И трижды прокричит сова.

…а потом просыпался. В доме. Не в своем доме, а в доме родителей, и начинался новый день…

Пару раз я рассказывал родителям о свих ночных приключениях – они не верили, считали это детскими фантазиями. Я тоже так считал – позже, когда мне было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, нужное подчеркнуть, и когда кто-нибудь из бесчисленных тетушек начинал вспоминать, а вот наш Черри в детстве выдумывал себе дом в лесу, я возмущался, с пеной у рта доказывал, не было такого, не было, не было, не было. Мне было стыдно за мое детство, мне хотелось выглядеть взрослым, ужасно-ужасно взрослым…

Не было дома – думали родители.

Не было дома – думал я.

А дом был.

Я понял это – когда убегал от тебя той ночью, когда ты преследовал меня, чтобы убить. Я не поверил себе, когда бежал по темному лесу, и впереди меня замерцал знакомый огонек знакомого дома. Мне показалось, я грежу, да и этот дом не мог быть ни чем иным, кроме как пл