Росаот
Владимир Третьяков
Дела минувших дней #3
Ташлинск – это небольшой городок районного масштаба, и именно в нем работает и живет капитан милиции Владимир Родионов. Большинство из тех дел, которые ему довелось вести, не представляют особого интереса. Но среди всего этого массива есть и такие, которые выпадают из общего ряда. В третьей повести цикла – «Дела минувших дней», капитану Родионову и сотруднику НИИ Андрею, предстоит соприкоснуться с величайшей тайной ХХ века – загадкой Тунгусского метеорита и узнать, чем же он был…
Владимир Третьяков
Росаот
«Дело» 1998 года
Глава 1
В жизни любого человека бывают моменты, когда он, сидя в состоянии расслабленности, задумывается о смысле собственной жизни, и теми силами, которые управляют его действиями и поступками. Чему они подчинены, случайности, или же закономерности, коей распоряжается некий высший промысел? Материалист, наверняка, скажет, что все происходящее в мире получается как-то само собой, и нет такой силы, которая заправляет мирозданием, подобно тому, как кукловод заставляет марионеток делать то, что ему хочется.
Но даже ярые материалисты, порой, начинают сомневаться в своей правоте. Я до некоторого времени, по своим взглядам принадлежал к этой категории людей, непоколебимо отрицающих любую попытку подорвать устои учения, сторонниками которого были Герцен, Белинский, ну и, конечно же, Маркс вместе с Энгельсом. Но совсем недавно вера моя пошатнулась, ибо в происшедшей со мною истории было огромное количество случайностей, которые, цепляясь друг за друга, как проволочные звенья, образовали закономерную цепь событий.
Осмысление всего происшедшего пришло гораздо позже, когда я постарался вспомнить все дело до мельчайших подробностей. Помню, я даже оторопел, когда понял, что вначале было «Слово». Правда, принадлежало оно не Господу Богу, но человек, произнесший его, по своему положению был для меня кем-то похожим на него.
– Володя, как ты относишься к НЛО и тому подобной аномальщине?
Вопрос этот, произнесенный тоном до предела безразличным, принадлежал моему непосредственному начальнику, подполковнику Борису Васильевичу Камышеву. От такого вопроса я, несмотря на закалку, приобретенную за долгие годы общения с этим человеком, впал в легкую панику. И было от чего. Во-первых, само слово «аномальщина» довольно сильно резануло слух. Было в нем что-то похожее от «чертовщины», а я подобных слов не люблю. Во-вторых, сама тема. Что-то я не припомню за Камышевым даже слабого интереса к подобным вопросам. Подполковник наш – личность до предела рациональная, и если он о чем-то спрашивает, то значит здесь все очень не просто. В данном случае плохо скрытая угроза моему личному времени просматривалась весьма очевидно: такие нюансы я за версту чую.
И, наконец, тот самый безразличный тон. Маскируется, Борис Васильевич, заманивает меня как тот паук зазевавшуюся муху в свои крепкие сети. Будь на моем месте какой-нибудь желторотый птенец, вроде Шурика Голованова, работающий у нас, в буквальном смысле, без году неделю, то вот он бы непременно купился на это безразличие. Выложил бы все лежащее у него на душе, и на этом погорел, как осенние листья в куче мусора. Всего через каких-нибудь пару минут, он бы уже беспомощно барахтался в расставленной паутине, отягощенный тяжестью возложенных на него новых обязанностей. Но я-то не из таковских. Знаю манеры своего начальника, как собственные. Обычно Камышев старается расположить к себе человека тихим и спокойным голосом, назвать не по званию, а эдак, тепло, как товарищ, по имени. Затем, как бы вскользь, он интересуется его отношением к чему-либо, а когда тот раскроется, наваливает на бедолагу свою проблему, словно тонну груза на бухарского ишака. Все это знакомо мне, бывалому капитану Родионову не единожды, и зацепить на эту первобытную уловку вам, дорогой товарищ подполковник, меня так просто не удастся. Потому как я воробей уже стреляный, причем не единожды, и мне эта ваша манера ведения беседы, Борис Васильевич, как волку зайцева морковка – никак не вдохновляет. Не на того напали-с! А потому я также начинал маскироваться легким зевко