2016 – 2015

Всякий бармен устраивается у бара…

Всякий бармен устраивается у бара

Даже когда идет отдыхать в даунтаун с друзьями

Во вторник вечером на танцполе пусто. Едва ли пара

Давно захмелевших танцует диско. И между нами

Пара бокалов вина и коллинз с джином из Нью-Орлеана,

Захлебнувшегося океаном, горем и джазом

Думал ли ты о том, что вообще-то странно —

Называть ураганы женскими именами?

Думал ли ты о том, что во всякий вечер,

Что переходит в ночь, хочется карнавала

О том, что случайностей – нет, и любая встреча

Много сулит, но на деле дает так мало

Если трети весны уже нет, то каким же чудом

Могут стать остальные ее две трети,

Настоянные на желании обоюдном —

День или два пережить – до следующей встречи.

Ты – рыбка, вечно ускользающая из рук…

Ты – рыбка, вечно ускользающая из рук

Я фишермен, а ты, стало быть, – мой досуг.

А у меня – ни приманки, ни невода, что рвет из рук

Прибоем.

Роем густеют мысли, ласковый мой приют.

Если не пнут ногою – так засмеют.

Мне бы все баловаться словами да рисовать

Если и звать тебя, то только – к себе в кровать

Простынь волнами, но что тебе – той волны:

Почти не знакомы с тобою, и не хмельны.

На оси континента общего вертимся, будто врозь

Оно очень хотело срастись. Но не срослось.

Не навлекай на себя беду, не броди по дну…

Не навлекай на себя беду,

Не броди по дну,

Не оголяй колен, не признавай вину

И не буди, ты не буди меня, если вдруг засну

Я – тихий ходок меж селей,

Сталкер гнилых болот

Нет вовсе промаха, если не целить

И нет того самолета, что без турбины пошел на взлет

Я брала тяготы на себя,

Тяготы влёгкую находили меня —

По ярким футболкам, рисункам на коже, заметным следам

Мимо отмелей, мимо мелей

Мимо талых ручьев —

Шли без штурмана, без каравана, сели, когда устали, сели

И больше не поднялись. Без слов

Все потратили, все, не спросили – сбыли:

Куркуму, ляпис-лазурь и тонкую шерсть

И корили себя – было поздно; себя корили

Но оно всегда как? – есть только то, что есть

Данность, с которой не вычесть,

К которой – не плюсовать. Честь,

Что ты клялся закласть, последней. Но так, упрямую, – не отдал.

Донна Тинья

У донны Тиньи дрожат поджилки,

Она вытряхивает из копилки

Последнюю мелочь – на хлеб и вилки

Мельхиоровые, как у соседки Нины.

И пьяные мачо – по донне не плачут,

Но Тинья не промах сама, тем паче,

Что лучше всех в школе играла в мяч,

Теперь, правда, весит под сто кило.

Зато донна Тинья печет эклеры,

И те – хороши, всем понятно, без меры.

Продувшие галлам легионеры

Под пихтой в саду донны Тиньи лежат.

В ушах донны Тиньи блестят топазы,

И море – все дальше, от раза к разу

От порога ее. Одной хлесткой фразы

Теперь хватает, чтобы убить наповал.

Но донна едва ли признает, что это – старость

И что эклеры, пожалуй, лучшее, что осталось

От всей долгой жизни ее, такая малость

С глазурью и шоколадом, с малиной и творогом.

Жене

Человек бредет из сна

Он устал и вечно занят

За окном его – весна

И залив, как прежде, манит

Человеку человек

Нужен очень, непременно.

Он согласен ждать, хоть век

Ждать упорно, нощно, денно

И – дождется человек

Ты гляди: в стекло трамвая

Из-под полуприкрытых век

Смотрит, будто засыпая,

Девочка. И в тот же сон

Но – бок о бок, совсем рядом,

Рядом с нею идёт он

День, неделю, годы кряду.

Такие, готовые ко всему…

Такие, готовые ко всему,

И на тюрьму согласные, и на суму,

Лишь бы оставили их в покое.

Лисий по снегу шаг, тихий звон

Так голытьба взбирается на пилон

Храма, где бог – не один, их двое

Первый – лжец, висельник и потаскун

И лика нет – ни на одной из парсун

С ним – опаснее и веселее.

Второй, как водится, тих и сух

И взглядом и дланью. К молитвам глух

Ему одному там свечка тлеет

Будучи наг, ни о чем другом

Думать не сможешь. Окрест, кругом —

Все красота, вся земная юдоль

Вытянуть руку себе позволь

Только так и получится – дотянуться

Там, за годами, – река и дом

У реки. Что с таким трудом

Ты себе ко