Малый в замызганных плавках

Вечеринка Юрке не понравилась. Он к такому не привык. Может, ещё не успел. А может, подобное вообще не для него. Какая-то полутёмная комната, завешанная безвкусными шторами, дурного вкуса музыка а ля «тамтамы африканских каннибалов», вульгарно накрашенные, ряженые непонятно во что «тёлки» с голыми пупками и глупыми причёсками. Сосут из жестянок пьяную газировку и трясутся под аппаратуру, периодически отваливая на диван закурить, отчего весь вечер в комнате витал дубняк одновременно с клубами сизого дыма…

Вспоминая, Юрка поёжился. Морозило на улице будь здоров – градусов пятнадцать, не меньше. И девки на вечеринку пришли аж с малиновыми пупками. Такая у них мода нынче – и зимой, и летом чтоб непременно голая спина и пупок. «Ещё бы в трусиках пришли, дуры!» – насмешливо подумал Юрка, прибавляя шагу. Часа два всего-то и пробыл в этой душной, но при этом насквозь продуваемой комнате, а замёрз сильнее, чем на улице. Скорее домой – почти добрался уже.

Парень сел на ближайший автобус, сошёл у сквера. Поднявши воротник, быстро-быстро зашагал по тропинке, утрамбованной такими же вот любителями срезать углы. Поворот, ещё поворот, прямая дорога – чуть поднажать, и желанное тепло квартиры, свистящий чайник на старенькой плитке, шкворчащая яичница с салом (у девок и закусить-то оказалось нечем, одни чипсы с солёным арахисом – вот жадины!).

Добрый старенький бабушкин дом. Юрка вздохнул. Сколько лет квартира пустая стояла, Юрку ждала, а вот вернулся, и тревога – тихая, щемящая – привязалась к душе, точно муха домашняя, которой никак умирать не хочется. Вроде бы из детдома возвращаться – быть готовым к одиночеству, во всяком случае, морально. К тому же, красивому молодому парню грех на одиночество пенять. Только начал самостоятельно жить, а уже и девушку встретил, невесту – никак не меньше. А всё чего-то не то, всё не уйдёт никак тоска из сердца.

Что делать? Инфаркт, беда внезапная. Утром человек ещё борщ варил (аромат его до сих пор Юрке будто чудится), но… так и не получилось в тот день обеда…

Внезапно Юрке показалось, будто кто-то простонал.

Замедлив шаг, прислушался, осмотрелся. Впереди зловещей пустотой давно разгромленных окошек предательски чернела бывшая котельная. А рядом громоздилась куча бытового мусора. И… полная, пугающая своей мертвецкою стабильностью, парализующая тишина.

Жилой квартал (непотребного вида четырёхэтажные бараки под снос) начинался всего-то шагах в двухстах от бывшей котельной, однако обходить эту развалюху Юрке всегда было жутковато. А тут ещё и стон! Слабый, еле слышный, но уж очень тревожный, прямо детский какой-то.

Напрягая зрение и слух, Юрка медленно подошёл к мусорной куче. Что это? Опять кто-то простонал? Да, судя по тону, и голос-то почти детский – высокий, отчаянный, хотя и совсем глухой.

Юрка машинально нащупал в кармане пальто связку ключей (два в ней были от квартиры, остальные – чужие, они утяжеляли связку) – на всякий случай. Если придётся давать кому-то отпор, зажатые в кулаке ключи помогут усилить удар.

Когда очень холодно и страшно, ноги так и норовят прошмыгнуть к виднеющимся вдали мрачным стенам домов. Осматривать кучу по кругу в темноте (фонарей здесь давно уже не было, лишь от шоссе добивали слабые огоньки) захотелось бы разве что совсем ненормальному. Тренер Юры по джиу-джицу, кстати, постоянно говорил на тренировках, что страх – нормальная человеческая реакция. Не знающие страха очень часто попадают в больницу, если не на кладбище…

Собравшись с духом, Юрка внимательно осмотрел вершину «культурного» холмика. Что? Он машинально поморгал глазами, надеясь таким образом их прочистить. Но видение не исчезло. Привыкшие к темноте глаза всё-таки различили распластанное на грязном, как сам мусор, снегу абсолютно голое тощее тело.

Он не успел ничего подумать. Сработала важнейшая древняя реакция человека. Опомнился, лишь когда уже, спустившись с кучи вместе с этим, взваленным, точно мешок с картошкой, неподвижным телом на плечо, почти побежал к жилому кварталу. Дальше всё прошло, как во сне. Думать было некогда: всё-таки килограммов пятьдесят чьих-то юных