Сирия

Жаркая, уродливая, Сирия

Страшною обглодана войной,

Молится в мечетях от бессилия

Потеряв свой разум и покой.

Разные эпохи возраждения —

Перехлест религий и культур.

Римский театр в ужасе забвения

Вздрогнул за свой стиль архитектур.

Словно четвертован, стал Пальмира…

В порохе контуженый Алеппо…

Рухнула изящность сего мира,

Жизнь ушла, она к всему ослепла.

Черный взмах крыл дикого террора,

В душу когти вечного Джихада…

Сирии бойцы цвет триколора,

Взвили у себя на баррикадах.

3234

Распахнулся дембельский альбом,

Служба его вновь, как на ладони,

Где – то за Союзным рубежом

Блок-посты и дальние кордоны.

С фотографий на него глядят

Лица пацанов погибшей роты,

Вот Андрюха, Вовчик, вот Марат

И поплыла память в пересчетах.

Вспомнил бой он у селенья Хост

За высотку близкую к дороге,

Где почти всей роте довелось.

Гибнуть не дождавшися подмоги.

Вспомнил, как отхаркивал старлей,

Кровью алой резаных артерий,

Как шепнул он: «Пацаны, смелей,

Не должны занять высотку звери!»

Помнил, как держали пацаны

Каждый склон высотки близь «утеса».

Преданные Родиной сыны

Погибали молча без вопросов.

Заблестели острые ножи,

«Духи» в рукопашную шли стенкой

И как крикнул Вовка: «Мам, я жив!»

Подорвав себя на ОЗМке.

И вступили вновь в неравный бой,

Где уже зубами рвали глотки…

Алым стал твой тельник голубой

И кровавым солнце над высоткой.

Сколько лет прошло, а сердце ноет

Памятью живой Афганистана,

По ночам осколки беспокоят

И в душе не заживает рана!

Медсестра

На плечах твоих еще девичьих

Не в размер медбатовский бушлат,

Руки стали с каждым днем привычней

Раненых выхаживать солдат.

И уже не так страшат повязки,

Но тайком, ты плачешь по ночам,

После проведенных ампутаций

Укрывая культи пацанам.

Боль и стон на койках лазарета

По ночам один тяжелый бой,

То из окруженья рвутся где то,

То в «Атаку!» слышен позывной.

И украдкой вглядываясь в лица

Повзрослевших сверстников своих,

Продолжаешь каждый день молиться,

Продолжаешь свечи жечь за них.

Что ж тебя девчонка потянуло

Из училища в военкомат,

С заявленьем: «В часть возле Кабула.

Добровольно. Медиком в санбат».

И ходило много разговоров,

Но вдруг, кто то вспомнил и сказал:

«Год назад отец ее майором,

Под Кабулом без вести пропал!»

Память

Ко дню вывода Советских войск из Афганистана

Февраль привычно новый лист

С числом «15» оборвал,

Вновь, там где стелы вознеслись,

«Тюльпан» всех выживших собрал.

И вроде рады пацаны,

И вроде праздничные речи,

Но они вновь обожжены —

Их память вряд ли чем залечишь.

Вот кто-то вспомнил Кандагар,

Кабул и госпиталь Баграма,

В дувалах бой у Маравар,

И вновь заныла в душах рана.

За тех, кто не пришел с войны,

Подняли третий тост печальный.

Живые вновь породнены

Одним большим воспоминаньем.

И нет предела и границ

Войною породненным «Братцам».

Где стелы гордо вознеслись

Цветы возложу я «афганцам.»

Судьба офицерская

Прошу Вас, помните о них…

Он парадный надел мундир,

Как когда-то на торжество

И налил по привычке спирт,

Коркой хлеба накрыв его.

Отставной боевой офицер

По раненью уволен за штат,

Выпил рюмку за тех кто цел

И за павших своих солдат.

Он крещен не одной войной

И был ранен в боях не раз,

Он Афган начинал старшиной,

Капитаном закончил Кавказ.

Вспомнил бой за Уруст – Мартан

Тот последний он в жизни бой,

Где в предательский взяли «капкан»

Его с юною пацанвой.

Что б полсотни сберечь юнцов,

Дал приказ отступать назад

Когда сжали почти в кольцо

Градов залпы он вызвал в квадрат.

Обезумевшего нашли его

Средь воронок и рваных тел,

Когда наши в зачистку шли

Ураганный прервав артобстрел.

Ну, а дальше – сплошной туман,

Медсанбат и госпиталя.

Знает лишь одно капитан

Все свои прорвались тогда.

Отставной боевой офицер

По раненью уволен за штат,

Выпил рюмку за тех кто цел

И за павших своих солдат.

Ханкала

Плотной стенкою «чехи» шли,

На один лишь всего разведвзвод,