Облака в лужах

Дождь разлил по земле лужи,

Утопил в них моё небо.

Я иду по нему в небыль,

Шаг за шагом тону глубже.

Ощущаю его телом,

Облаками его мысли,

Будто сон неземной снится,

Я по небу хожу смело.

Я по небу иду в лето,

Его птицы – мои крылья,

На земле я дышу пылью,

А на небе одним светом.

Вижу счастье в простой луже,

На земле задыхаясь пылью,

В небо душу свою вылью,

В знак его и моей дружбы.

Я назову тебя по имени…

Я тихо назову тебя по имени…

Ты слышишь шёпот плачущих берёз?

Под этим небом из бумажных звёзд,

Мы были для кого-то нелюбимыми,

А кто-то нас любил до слёз.

А кто любил – зачем-то нас покинули…

Но каяться за это – нам с тобой,

Под этой старой, выцветшей луной,

И раны врачевать, неизлечимые,

Не знаю кем и чем… Но я – тобой.

Ведь в имени твоём – любовь и музыка…

Я слышу, как струится ночь в окно.

И будто в кружевное полотно

Сплетаются безликие иллюзии,

О том, что слишком больно и грешно.

А в имени твоём сентябрь… Листьями

Как тёплым одеялом, до весны,

Он спрячет наши ветренные сны.

Но будут по ночам греметь, как выстрелы,

Слова, в которых мы обречены.

Зима укроет город хрупким инеем…

И холодом сердца введёт в гипноз.

Под этим небом из колючих звёзд

Спасусь твоим, бесовски тёплым, именем…

Ты слышишь шорох плачущих берёз?

Она давно ни с кем не умирала…

Она любила ночь и сигареты,

И легкий вкус ментола на губах,

Не на своих, естественно. А лето,

Как леди на высоких каблуках,

И в шляпке апельсинового цвета,

Плясало по ночам в её глазах.

Она не уставала от земного,

И не курила чувства, как табак.

Ложилась спать стабильно в полвторого.

В безумие панических атак

Впадала регулярно в полседьмого.

Она не налегала на спиртное,

Пила всегда за ужином сто грамм

Настоя безразличия. К чертям

Привычно посылала всё былое.

Молилась ежедневно всем… котам.

Как беженка из местного дурдома,

Она дружила с плюшевой совой.

Живых боялась сов. Боялась грома,

И ссорилась частенько с головой.

И ко всему всегда была готова.

Она любила ночь и звездопады,

И редко выходила из себя —

Купить флакончик меда из лаванды,

И погулять по краешку дождя —

Шальные мысли привести в порядок.

Она давно ни чем не зарекалась,

Не плакала, наверное – лет сто…

Она давно никем не любовалась,

Не поджигала писем и мостов.

Она давно ни с кем не умирала…

Для кого?

Там где кончается страх – начинается свет,

Шаг в неизвестность меняет события века,

Только, увы, в человеке найти человека —

Верх безнадёжности, если его в нём нет.

Верх безрассудства – лепить пластилиновый мир,

Строить дома из картона, любовь – из иллюзий.

Мерзко – всё время плясать перед кем-то на пузе,

Тая, при встрече, как летом – дешёвый пломбир.

Там, где кончаются сны – начинается явь,

Там, где молчание – нет ни стыда, ни притвортства.

Как же бессмысленно быть для кого-нибудь солнцем,

Если тот кто-то захочет остаться впотьмах.

Верх оптимизма – искать в человеке тепло,

Если в глазах у него – ледяные планеты.

Просто так хочется быть для кого-нибудь светом,

Только, увы, остаётся вопрос – для кого?

Пока ещё…

Пока ещё есть топливо на земле,

Будут летать самолёты, ходить автобусы…

А на маленьком настольном глобусе —

Жёлтые пятна чужих континентов. И мне

Кажется вновь, что люди рассыпаны бисером,

Ничтожно-крошечным, по голубой планете.

Будто бы пеплом развеяли нас по ветру,

Вдаль друг от друга однажды зачем-то выслали.

Но пока ещё связаны тонкими нитями,

Мы стремимся друг к другу телами, а может быть, душами,

И пока это небо на нас не обрушится,

Не накроет тела наши серыми плитами,

Будем ждать, пусть не встреч, хоть – ночных звонков,

Сквозь пространство и время, касаясь друг друга словом…

Я хочу, чтобы ты был ближе. Об этом снова

Я прошу терпеливо твоих и моих богов.

Будь всегда…

Не хочу, я не верю в то,

Что всё стихнет, уйдёт, увянет,

Всё, что было и нет, с нами,

Всё, что будет ещё у нас.

Ярко-красным горит восток,