Низкое, бурое, давящее небо над головой. Бурое болотистое желе под ногами. Бурые, однообразные холмы у близкого горизонта. Даже густой воздух, насыщенный липкой холодной изморозью, отдает бурой тухлятиной. Унылое, мрачное место, безотрадное зрелище…
Но его паломничество завершается. Путь почти пройден. Прежние ошибки, разочарования, победы остались позади. Остается последний, решающий рывок.
Он поднимает устало склоненную голову и вдруг видит то, к чему так стремился: за ближайшей грядой, в просвете меж двух сопок в туманном лиловом сиянии, как драгоценная монета среди груды навоза, горит, манит огромный сферический многогранник. Вот она – цель его жизни, решение всех мыслимых проблем, исполнение всех желаний, святой Грааль этой вселенной…
«Только бы дойти, не расслабляться. Совсем чуть-чуть…».
В ответ на его мысли вязкая твердь под правой ногой с влажным всхлипом разверзается, он инстинктивно отпрыгивает влево, с трудом удерживая равновесие. Заполошенно брызнули в стороны какие-то серые водоплавающие, похожие на ушастых головастиков размером с мышь. В образовавшуюся дыру хлынула грязная жижа, но бездна уже закрывается, издавая басовитое гудение на пределе инфразвука.
«Не возьмешь тварь, дойду!».
«Не надо торопиться, за мной никто не гонится». Сердце где-то в горле, бухает, как молот, отдавая эхом в виски. Ужасно хочется пить. «Потом, все потом…». Шаг, еще шаг… Маренговый бриллиант уже ближе – рукой подать. Заноза тревоги не стихает. Что-то не так. Вдруг он понимает причину беспокойства.
– Опасность! – запоздало кричит Тень.
– Где ж ты раньше была?!
В мутном мареве воздуха, где-то на уровне плеча, тонким слоем до горизонта, в совершеннейшей тишине, постепенно проявляется бледное искристое пурпурное мерцание. «Господи, только не это! Почему я не заметил сразу?! Теперь поздно дергаться – только терпеть…». В яростно-обреченном ожидании пси-атаки он продолжает упрямо шагать к уже близкой расщелине.
В голове раздается неразборчивый истерический шепот. Он нарастает, резонирует, спазмом подкатывает тошнота, в мозг медленно вворачивается ледяной бурав. «Проклятье…». Сознание мутится, уплывает, как после литра водки. Последнее, что он видит: опрокинутое унылое небо и яркая сиреневая искра, прячущаяся за холмами…
Часть I. Узник
1
«Интересно, много ли в этом городе людей, которым нравится Ноябрь? Пушкин любил осень, но другую: «Багрец и золото…». Грязь и слякоть Александр Сергеич вроде бы не воспевал». Егор смотрел в окно сквозь стекло расписанное кривыми прозрачными струйками стекающей воды. В сумрачной дали, заволоченной сплошной завесой ливня, мрачные глыбы городских кварталов сливались в единую массу. Монохромная картина кубиста-меланхолика, написанная краской цвета мокрой мыши. Вблизи картина немного оживала. Нагло, по-хозяйски прилипшие к асфальту мелкие многочисленные лужи задорно рябили сеющим дождем. Их пупырчатая поверхность периодически вздрагивала волнами от налетающих вздохов ветра. Атмосферные порывы монотонно раскачивали мертвые, проволочные остовы деревьев и кустов. Улицы опустели. Единственным живым существом в этой унылой картине был мокрый серый щенок, прячущийся под козырьком на резиновом коврике подъездного входа. Бррр. Смотреть – и то зябко.
На душе было также. Безысходность, подавленность, пожалуй, даже отчаяние, парадоксальным образом смешивающиеся с исподволь прорастающей холодной апатией. И не только по причине плохой погоды. То, что произошло с его жизнью в последний месяц, просто не хотелось воспринимать как реальность.
Начались все беды с увольнения. Как-то, в одно прекрасное осеннее утро заурядного рабочего дня, зам главного, Виктор Семеныч, вызвал его к себе. Всегда уверенный и слегка высокомерный взгляд начальника, на этот раз рассеянно блуждал по кабинету, избегая встречи с незадачливым посетителем. «Здравствуйте Георгий. Располагайтесь. У меня для вас неприятная новость». И пошло-поехало. Семеныч умел держать речь, убеждать собеседника, в этом ему не откажешь. С его слов, все было не так уж и катастрофично, просто роковое стечение обстоятельств. Что-то там резко изменилось в политике