Рыжий, хмурый и влюбленный
Светлана Багдерина
Не будите Гаурдака #2
Прибыв в Отрягию за вторым Наследником, конунгом, антигаурдаковская коалиция узнает, что он умирает, а правление страной готовится принять его сын, Олаф. Правда, выясняется, что его дядя, верховный жрец, собирается отправить племянника не на битву с Гаурдаком, а к богам, и дружина отца уже наточила топоры и мечи, чтобы проводить его в последний путь как героя. Но лучше мертвого героя может быть только герой живой – и Адалет, Серафима и Иван на Масдае доставляют Олафа в обитель богов, чтобы найти пропавшее сокровище Рагнарока. Что пропадет и что найдется там помимо него, они даже не представляли – особенно юный конунг…
Светлана Багдерина
Рыжий, хмурый и влюбленный
На северный берег Лесогорья и одновременно на южный берег Ледяного моря[1 - Диалектический парадокс, как авторитетно разъяснил Адалет.] экспедиционный корпус по нейтрализации Гаурдака прибыл ближе к вечеру, когда бледное северное солнце, натужно перевалив зенит, с явным облегчением сползало к полупрозрачному лесу, покрывающему берег.
С востока надвигалась гроза. Порывистый холодный ветер слепил, трепал волосы, хватал за шапки и пытался скинуть багаж путников на берег, покрытый серой крупнокалиберной галькой. Пенные гребни зеленоватых волн метались по поверхности моря, словно ища убежища от приближающейся бури. Чайки с заполошными резкими криками метались над волнами, будто хотели успеть доделать в последние минуты что-то очень важное, но забыли, что именно. И только гордый буревестник, черной молнии подобный, весело выкрикивал: «Клюв даю – буря будет! Вот шандарахнет-то всех! Мало не покажется! Так им, так им, так им!»…
Масдай завис в нескольких метрах от кипящей полосы прибоя и угрюмо поинтересовался, указывая кистями в сторону придавившей горизонт обширной лиловой тучи:
– Ну как? Вы всё еще намереваетесь лететь? Если да – то счастливого вам пути. Потому что я остаюсь здесь.
Пассажиры, недовольно поджав губы и подперев щеки, принялись сверлить взорами надвигающийся шторм, словно хотели его загипнотизировать и усыпить или, как минимум, развернуть в противоположном направлении.
– Я с тобой, – первой отвела взгляд, вздохнула и сдалась Серафима. – И, поскольку нас большинство, то остальным придется подчиниться.
– Это почему вас большинство? – для проформы возмутился маг-хранитель, для которого идея полета над морем тоже с каждой секундой утрачивала привлекательность всё больше и больше.
– По площади, – резонно сообщила царевна и потянулась в мешок за картой. – Где-то недалеко, к западу, должен быть Синь-город. Там мы сможем переночевать, а утром найдем какую-нибудь посудину и прокатимся на ней… прокатимся на ней… Короче, прокатимся на ней докуда-нибудь. А там пересядем на другую. Еще докуда-нибудь. Будем добираться до Отрягии на перекладных.
– Ваши купцы тоже с отрягами не торгуют? – полюбопытствовал Иванушка.
– Купцы, может, и торговали бы, – пожала плечами Серафима. – Купцы – они и в Узамбаре купцы, ты же знаешь. Только отряги не видят смысла платить деньги за то, что можно забрать даром.
С этими словами она расстелила на спине Масдая сложенный вчетверо кусок пергамента, придавив один его край своей коленкой, другой – коленкой супруга, и уверено ткнула пальцем в какую-то точку.
– Синь-город.
Потом палец покрутился над извилистой береговой чернильной линией и уперся в одну из загогулин-бухт.
– Мы где-то здесь. До города должно быть… часа четыре лету по прямой. Так что, ковер, курс на запад!
– Уговорили, – удовлетворенно хмыкнул Масдай и, не мешкая, выполнил наказ.
Пассажиры закутались поплотнее в изукрашенные разноцветными клочками и полосками всевозможного меха кожушки, купленные накануне у встречных сесландских купцов, уселись поудобнее,[2 - Вместо одной затекшей и почти сведенной судорогой ноги поджали под себя другую, тоже затекшую и сведенную, но в иных местах.] и приготовились ждать.
Сначала они приняли почерневшие макушки деревьев за следы пребывания какого-то прожорливого вредителя.
Потом увидели деревню.
Вер