Иван воскрес, или Переполох в деревне

Глава первая

Кузьмич, невзрачный мужичок преклонных лет, сидел на колокольне в дырявой соломенной шляпе, размахивая по привычке ногами, одну поднимал высоко к туче, другую лишь чуть, еще бы, она была железная. Трофимов, фрезеровщик и токарь в отставке, выточил. Говорит, из люминия. Какого люминия? Люминий, легкий, а эту поднять трудно по ступенькам. Из лапы культиватора как будто сделал, который на глине не сгинался.

Кузьмич подтянул ремень, стягивающий культю, и он не выдержал, лопнул: нога полетела вниз.

– Берегись, – закричал Кузьмич, – убьет на хрен.

Но около колокольни никого не было. К ней только подходил высокий светловолосый мужчина с синими глазами. Кузьмич подумал: «Приделай ему к толстой морде усы, вылитый Иван Петров. Но он года четыре как помёр, а этот живее всех живых, – повел он культей, радостный от такого сравнения.

Похожий на Петрова мужик поднял железку и, словно деревянную, легко забросил Кузьмичу на смотровую площадку.

– Осторожно, блин, самогонку разобьешь, – крикнул Кузьмич.

– Если только она в бутыли, – ответил весело мужик.

«И говорит-то как Петров, вот, потеха. Надо разыграть Софью, его жену. Дескать, как Христос Иван воскрес, за те мучения, которые испытал, живя с ней. Скольки раз спал в сенях, или на сеновале, не пускала пьяного домой. А пил – то тольки по субботам. Ежели бы у него была такая жена, совсем бы не пускала его в дом, так как не может он без самогонки, которая куда чище местной воды из Узеня, и, – Кузьмич хихикнул, – раз в сорок крепче. Матрене своей он доказал это, а Софье и пробовать не надо – волосы у нее ниже пояса, значит, ума совсем нет. Хотя, вон какого отхватила – под два метра ростом, и дурака, тольки в поле пахал, да на ферме ковырялся. Вот он сидит на колокольне и сторожит все село разом. И ближайшие поля. А, вдруг, огонь. Тогда ударит в колокол. Хорошо его не дали сбросить после революции с колокольни, где бы он теперь работал с одной ногой».

– А ты ее пьешь?

– Самогонку? Пью, конечно, если нальют.

– Лезь тогда сюда, тольки ступеньки не сломай, давно их не скреплял.

Мужик забрался к Кузьмичу на верхнюю площадку:

– Как высоко, у самых туч, – смахнул он со лба пот. Видна вся окрестность, и кто что делает. Вон из речки бреднем рыбу вынимают. А за желтыми камышами, смотри, дед, женщина голая купается, как русалка распустила волосы. Какая красотища.

– Не узнаешь, это же твоя жена Софья? Все время ныряет, как утка. Живет – то рядом с речкой, огород в него упирается.

– Какая жена? Сам точно не знаю, кто я, откуда? Когда очнулся, стояла ночь. Звездное небо полосовали метеориты, под боком торчал куст горькой полыни, и никого рядом – пустота. Утром услышал петушиный крик, который привел к вам.

– Это наши Выселки, а рядом есть еще деревни – Ежи, Хори, Суслы. Мог попасть туда, уж лучше к нам. Люди у нас хорошие, когда-то цари их считали бунтарями и выгоняли из центральных губерний в наши края, где и люди не жили, многие верят в бога. А зовут меня не просто дед, а дед Кузьмич, известная на селе личность. С таким отечеством я в округе один, своего рода – приоритет.

– Паритет, вероятно.

– Поправляй – не поправляй, а воскрешаться, как ты, мне нельзя, так как второго Кузьмича рядом нет.

– В афганскую ногу потерял, дед Кузьмич?

– Ежели помнишь эту войну, значит, и все вспомнишь. Нет, я раньше отморозил ногу и не попал на войну.

– Как случилось такое? – спросил мужик.

– Сначала представься, как тебя зовут, обращаться к тебе как-то надо. Или тоже забыл?

– Иван я, Иван Петров.

– Что? – овалом открылся беззубый рот Кузьмича, – Значит, не ошибся я: воскрес ты, как Христос, за свои мучения в предыдущей жизни со своей Софьей.

– Ничего не понимаю я, Кузьмич, – сказал Иван.

– Тебе ничего не надо и понимать, тебе устраивать жизнь надо. Где осядешь, если того, ну, забыл почти все.

– Не знаю.

– То – то, сейчас мы выпьем с тобой по стаканчику и – в поход по квартирам. Если не найдем угол, тогда к Софье, там уж наверняка: она немножечко с придурью, поверит в воскрешение. Тем более ты ничем не отличаешься от ее мужа, и зовут тебя так же