Мотылетки на мельнице

Мария Владимировна Фомальгаут

Книга расскажет, как надо крутить мельницу, чтобы не наступил конец света. Или наоборот, чтобы наступил. И как бить мотылеток. Или не бить. И как подслушать разговор, чтобы он состоялся. Или не состоялся…

Мотылетки на мельнице

Мария Фомальгаут

© Мария Фомальгаут, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мотылетки

Бьем мотылеток.

Что с ними еще делать, как не бить. Летят, летят себе куда-то, летят-летят, ловят что-то на лету.

Вся жизнь в полете, вся жизнь в воздухе.

Мы-то народ серьезный. Если бы мы народом серьезным не были, мы бы досюда не дошли, мы бы из городка своего не вышли.

Да и вообще не было бы у нас никакого городка.

Идем.

Поднимаемся на высокую гору. Бьем мотылеток, а чего они летают, мешаются.

На то и мотылетки, чтобы мешаться.

– Сколько прошли? – спрашивает Аукам.

– Два миллиона шестьсот тысяч четыреста восемьдесят эм-тэ.

– А осталось сколько?

– Где-то двести тысяч эм-тэ. Да до вечера дойдем.

Аукам качает головой.

– Успеть надо.

Киваю.

– Успеем.

Бьем мотылеток.

Много их тут на горе, летают, летают, ничего не понимают.

Где им.

Это человек понимает, мотылетки-то глупые-глупые.

А торопиться надо. А то ведь скоро полночь, а к полуночи луна на гору опустится. Ну, конечно, не совсем опустится, если бы совсем луна опустилась, тут бы земли уже не было. Но близко-близко луна к земле будет, так близко, что уже не поймешь, где луна, где земля, вот так подпрыгнешь – и в воздухе зависнешь, а если посильнее оттолкнуться, подхватит тебя луна, унесет…

У нас все рассчитано. До последнего эм-тэ. Хотя нет, до эм-тэ трудно будет рассчитать, это ж как исхитриться надо будет, чтобы до эм-тэ.

Эм-тэ всего-то с половину моего ногтя. Кто такую единицу вообще выдумал – эм-тэ. Ладно бы в человеческий рост, или в руку человеческую, а то – эм-тэ…

Бью мотылеток.

А то мешают, летают, спасу нет.

Торопимся.

Надо успеть до полуночи.

Когда луна. А там, на луне…

Не знаем, что там, на луне.

Только предполагать можем. Сто миллиардов тэ-эм назад, говорят, народ какой-то на гору поднялся и на луну перебрался жить.

Не люди.

До людей еще.

Кто его знает, что там до людей было. Что-то было. Племя какое-то великое было, народ какой-то, теперь уже и не помнит никто, что за народ. Одичали те, кто тогда был, до зверей опустились, или черт пойми, до чего, только знания от них остались. Как скорость рассчитывать, как расстояние, эм-тэ, тэ-эм…

Так-то.

Бьем мотылеток. Много набили, на ужин хватит. А может, еще и на завтрак останется. Если повезет. Завтракать-то уже на луне будем.

Небо тучами заволокло, не видно ничего с вершины.

Только луну видно. Большую, круглую, вон зависла над нами, все кратеры видны.

И мотылетки роятся. Надо побольше набить, чтобы и на завтрак хватило.

Бьем.

Первым подскакивает в небо Аукам. Мне прямо обидно, я экспедицию устроил, я оплатил, а он первый подскочил. Ну да подскочил и обратно на землю хлопнулся, прыгать-то посильнее надо.

Прыгаю. Что есть силы. Отталкиваюсь.

Лечу. К луне. И Аукам за мной. Боязно, да как не боязно, как знать, как народ тамошний нас примет, от которого только и остались, что тэ-эм, эм-тэ… И сигналы из космоса, сначала простенькие – один плюс один два, два плюс два четыре – а там и посложнее…

Падаем на серебристый песок, кое-как собираюсь, чтобы не разбить голову. Приходим в себя, отползаем от пустоши, над которой в небе замерла земля, – тут, главное, не подскочить, не дать земле забрать себя обратно.

Смотрим в мерцание огней далеко на горизонте.

Город.

Там должен быть город.

Идем к городу, тащим на себе нехитрое снаряжение и сетки с мотылетками. Много мотылеток, надолго хватит. Мелкая мотылеточка выпархивает из сетки, бью, смотрю на свою ладонь…

Смотрю на ладонь…

Лежит мотылетка, чуть больше моей фаланги.

Чуть больше моей фаланги.

Спрашиваю себя, сколько живет мотылетка. Молюсь, чтобы не семь с половиной часов. Нет. Подключаюсь к Сети, проверяю,