Падший

Павел Николаевич Корнев

Всеблагое электричество #3

В этом мире в чести пар и электричество, наука подменила собой религию, а магия – удел немногочисленных изгоев. Но граница между реальностью и преисподней там чрезвычайно тонка, и адептам научного знания с величайшим трудом удается сдерживать натиск инфернальных тварей. Электричество сильнее магии, но не всесильно и оно.

Бывший детектив-констебль сыскной полиции метрополии Леопольд Орсо – сиятельный. От своих предков он унаследовал мрачный талант воплощать силой воображения чужие страхи и фобии. Справиться с собственными кошмарами оказалось далеко не столь просто, а когда Леопольд все же освободился от них, кто-то хитрый и могущественный втянул его в опасную игру, где марионетку не отличить от кукловода. Выигрыш не предусмотрен, поражение обернется падением в бездны ада. Бежать? Увы, слишком искусно сплетен силок…

Павел Корнев

Падший

Небо! Закрыто для неудачников!

    Группа «Стимфония». Голем

Пролог, или Дирижабль и немного огня

Дым и зеркала – лучшие помощники иллюзиониста. Именно они, а отнюдь не запретная магия и не отринутое просвещенным обществом волшебство помогают фокусникам перекраивать реальность, заставляя зрителей поверить в несуществующие образы. Но дым и зеркала – простые инструменты, они лишь создают нужную атмосферу и дают почтенной публике повод задействовать собственное воображение.

Да! Все дело в нашем воображении. Именно способность сознания домысливать и достраивать окружающую действительность позволяет иллюзионистам увлекать зевак и морочить им голову. Ведь зачастую мы и сами рады обмануться, приняв желаемое за действительное…

Девушка в бесстыдно-коротком хитоне выше колен, стройная и рыжеволосая, кружилась в безмолвном танце на фоне серого неба. Неподалеку волновалось море; я даже чувствовал его солоноватый вкус, но ни блеск солнца на ряби волн, ни мрамор античных развалин не трогали меня – все внимание приковала к себе танцовщица.

Странный танец горячил кровь; девушка изгибалась, будто дрожащее на ветру деревце, иногда в притворном падении она наклонялась к земле, но сразу выпрямлялась, не давая повода прийти на помощь. Раз за разом я не получал возможности проявить себя, и это рвало мое измученное сердце на куски.

Неровные движения танцовщицы гипнотизировали и сводили с ума; я бы давно потерял над собой контроль, если бы не навалившаяся ватным одеялом тишина. Уши словно залепили восковыми пробками: не играла музыка, не шумел ветер, не плескалась о прибрежный камень волна. Лишь доносился из неведомого далека, будто из другого мира, непонятный размеренный стрекот.

Один только стрекот, стрекот, стрекот. А еще – запах гари.

Дым и зеркала…

Едкий дым вызвал кашель, пальцы судорожно сжались, и тотчас хрупким стеклянным крошевом лопнул бокал, расплескался лимонад. Я подался вперед и вывалился из кресла на толстый персидский ковер. Без сил распластался на нем, уловил сотрясавшую пол дрожь и лишь тогда вспомнил, кто я и где нахожусь.

Я Леопольд Орсо, виконт Крус, сиятельный. И сейчас я валяюсь посреди кают-компании собственного дирижабля, будто надышавшийся первосортной дряни опиумный курильщик.

Дым и зеркала? Проклятье!

Дым клубился под потолком, но внизу еще хватало свежего воздуха, и мне удалось немного отдышаться и прогнать затуманивший голову дурман.

Хрипло выдохнув, я смахнул выступившие на глазах слезы и перепачкал чем-то липким лицо. Кровь. Это была кровь. Порезы, оставленные лопнувшим стаканом на ладони, уже затянулись и пропали без следа, а кровь так быстро засохнуть не успела.

Плевать! Я приподнялся на локте и осмотрелся. Дыма в кают-компании было хоть отбавляй. Дыма, но никак не зеркал. Вместо коварных отражений на полотняном экране у дальней стены под размеренный стрекот проектора кружилось безмолвное изображение Айседоры Дункан – танцовщицы, ничуть не похожей на рыжеволосую девушку из моего видения.

Стоило лишь взглянуть на экран, и до меня вновь донеслись отголоски далекой мелодии. Сила воображения и талант сиятельного наполнили черно-белое из