Глава первая. Сон на пятницу

После четверговой попойки с капитаном Камнем в кафе «Дербент» Альберту, как ни странно, приснился сон. Обычно под воздействием спиртного журналист всегда спал как убитый, а тут на тебе… сон, да ещё какой! Всё в цвете и чрезвычайно чётко, как на «цифре». Занозистые горы Кавказа над головой, шуршание каменистой крошки под искромсанными подошвами «ГД», а впереди – упрямая седая стена полуразрушенной средневековой крепости. Камень глухо говорил, сложив огромные лапы вокруг низкой стопки с бурой маслянистой жидкостью, а Альберт, сидевший напротив с точно такой же, согласно кивал, машинально тыча вилкой в длинную синеватую колбаску из якобы паровой баранины. В недавнем прошлом капитан был «солдатом удачи» в Карабахе, где воевал на стороне азербайджанцев, и ни в жизнь бы не стал делиться с журналистом деталями своего недавнего преступного прошлого, если бы ни посредничество полковника ФСБ Братова, возглавлявшего в областном управлении отдел по борьбе с терроризмом. Словом, Камень медленно и подробно рассказывал о своей житейской драме, а Альберт – вспоминал о своей. Тоже Кавказ, только наш, российский. И это, если хорошенько подумать, ещё больнее, чем так называемый заграничный. Впрочем, после распада СССР все наши границы так и остались фикцией, ибо, как выразился недавно российский президент, «они даже не маркированы». И всё же воевать со своим народом, как сегодня это делают на Украине, постыдное дело для любого солдата, хоть удачи, хоть наоборот. А Альберт воевал, хоть и не за тёмные закордонные доллары, как Камень, а всего лишь за куцую в ту пору офицерскую зарплату. И вот теперь этот сон, в котором Альберт сам себе снился уже не боевым офицером регулярной армии, а таким же, как Камень, циничным наёмником, без шевронов, погон и иных знаков различия. За такое, если серьёзно подумать, когда-нибудь всё равно придётся отвечать, а платить по старым счетам всегда особенно тягостно. Под утро Альберта зазнобило, он осторожно сполз с дивана и сел на винтовой стул к компьютеру. Он щёлкал кнопками, почти не думая, но явственно понимая, что пишет ровно о том, с чем ему с давних уже времён приходится жить, «мыслить и страдать», и что стихотворение получится таким, как надо… и ему самому, и «братьям по оружию», и что он обязательно дошлёт его в свой уже подготовленный к печати фронтовой стихотворный сборник:

НАЁМНИК

Меня ведут. Темно и пусто,

Лишь у затылка ходит ствол,

Его холодное искусство

Швыряет козыри на стол.

Не надо плакать, петь, смеяться,

Ни ненавидеть, не любить,

А надо просто не шататься,

А надо просто ждать… и жить.

Немеют лоб, спина и руки,

Горит обломок языка,

И ловит ухо в каждом звуке

Сухую отповедь курка.

Таких, как я, пора к итогу:

Я жил не так, а так – не мог —

Не зря отводят от дороги

И на глаза кладут платок.

К седой стене, согнув колени,

Стою обветренным лицом,

Дрожит земля, и вот мгновенье,

И стало меньше… подлецом.

Поставив точку, Альберт натужно выдохнул, словно только что вернулся из стылых пучин одного из валдайских озёр, где регулярно промышлял с самодельным коротким ружьём-острогой. Резко тряхнув головой, он отогнал остатки ночного «дежа-вю» и пошлепал в ванную принимать обязательный в таких случаях контрастный душ. День, несмотря ни на что, предстоял выдаться нелёгким, поскольку главный редактор «Курьера» Линдмарк ещё вчера придумал для него какую-то заморочную командировку на восток области и, вроде бы, даже с заездом в соседнюю. Обливаясь попеременно то холодной, то горячей водой, журналист пытался вспомнить основной редакторский посыл: то ли убийства на Гриве произошли какие-то невероятные, почти мистические, то ли тамошние полицейские объелись жёлтыми мухоморами и галлюцинируют вместе с межрайонным прокурором. И ему предстояло в этом разобраться. А тут этот капитан не вовремя подвернулся. И ведь не отложить было, ибо потом он бы просто замкнулся – и всё. А Братов его целый месяц пас и раскручивал. Как откажешь старшему товарищу? Ладно, очухаюсь понемногу: пара таблеток аспирина, кружка чая с лимоном и масляной гречки запи