I

Ключ от моего почтового ящика давно потерялся. Свою почту я забираю, поддев дверцу ящика ключом от квартиры.

Мне нечасто приходится это делать – только в тех случаях, когда из ящика торчат конверты. И появляется риск того, что рекламный мусор забил ящик полностью, интересующие меня сообщения легко могут сгинуть в его ворохе.

В этот раз из пачки цветных буклетов и флайеров торчат два конверта совсем не рекламного вида. В одном – письмо от Миры, в другом, адресованном К. Железкиной-Букаревой, – просьба связаться с юридической компанией «Лекс» по важному вопросу, а также визитная карточка на английском языке.

Мне неизвестно, кто такая К. Железкина-Букарева, но поскольку я практикующий юрист, предложение меня заинтересовало. Да и вообще, я Лина Букарева, нареченная при рождении претенциозным именем Капитолина. Но кто такая Железкина? От этой фамилии явно веет авантюрным духом, к которому я оказалась чувствительной.

Однако письмо Миры для меня важнее. Поэтому я должна прочесть его прежде, чем свяжусь с «Лексом».

Но я не могу вот так, сразу, взять и распечатать это письмо. Мне нужно собраться с силами.

Обычно я размышляю за раскладыванием пасьянсов. С годами в моем арсенале их скопилось множество. Сейчас я играю сама с собой, раскладывая пасьянс Маргариты Валуа.

Все знают это романтическое имя из истории французских королей. И оно придает пасьянсу определенный шарм, который дополняется остроумной комбинацией приемов раскладывания. Любителям известно, что пасьянс Маргариты Валуа сходится очень-очень редко. Последние недели он сходится у меня почти всегда.

Маленькие пластиковые карты с живописными рубашками привычно легко летают в моих руках. Выложив их должным образом рубашками вверх, я понимаю, что не могу сейчас открывать карты. Мне это не требуется. Сажусь в кресло-качалку и, медленно раскачиваясь, ухожу в мысли о Мире и Гере.

Гера – мой старший брат, которого больше нет. А Мира – его единственная и многолетняя жена.

Гера женился в начале семидесятых годов, когда ему было уже тридцать. Я тогда была ещё школьницей. У нас с ним разница в возрасте пятнадцать лет.

Мы все вместе жили с родителями, в их собственном доме. Гера пребывал дома мало, изредка приезжая из Москвы, где он учился в аспирантуре.

Гера занимался теоретическими вопросами термодинамики и физики атомного ядра.

Мира была его студенткой. На десять лет моложе Геры. И она была сиротой при живых родителях, которые расстались, разбросав четверых детей. И, создав другие семьи, нарожали себе новых чад.

Прошлые дети в новые условия не вписывались и были никому не нужны. Они разбрелись по свету в поисках своей доли счастья.

Мира выросла в семье у чужих людей, едва знакомых с ее родителями. Она умела хорошо стирать, быстро и ловко наводить чистоту, варить большие кастрюли борща и супа.

Но жила впроголодь, одевалась в обноски.

Закончив школу, поступила в политехнический институт на химико-технологический факультет и поселилась в общежитии.

Стипендии она не получала, училась плохо, на что жила – непонятно.

В те времена Мира была тотально некрасива, вызывала у меня жгучий интерес, приправленный острым желанием любить ее всем сердцем.

Теперь Мира живет в южном курортном городе в квартире с кондиционером, водит «Вольво» и руководит органом госконтроля.

А сиротой стала я. За прошедшие годы ушли из жизни Гера, мои родители, мой сын и муж. У меня осталась только Мира.

Я живу в сером среднерусском городе с холодным сырым климатом и плохой экологией.

И я одинока во всех смыслах этого слова. Но я сама сделала такой выбор.

В целом я весьма довольна своей жизнью. Нахожу ее захватывающе интересной, а в отдельные минуты – прекрасной. У меня есть все, что мне сейчас хотелось бы иметь.

Утрату близких я, кажется, приняла и простила своей судьбе. Горе ведь тоже учит чему-то.

Я лично узнала, что жизнь это краткий миг свободы. И что она очень быстро и безвозвратно пройдет, если не жить полностью.

И еще – теперь я от души восхищаюсь собой, несмотря на то, что это плохо вяжется с понятиями внутренней культуры и хорошего воспитания.

Но как же иначе?

Я рукотворно кра