На Востоке есть дерево с восхитительными яркими цветами, но великолепие их обманчиво. Насекомые, привлеченные этой опьяняющей красотой, садятся на цветы, отравляются и мертвыми падают вниз удобрять почву. Вокруг этого загадочного явления природы— дерева Иуды— всегда целое кладбище обманутых и погибших насекомых.

    Автор Ю. М.

Посвящается моим друзьям и знакомым, многие из которых, увы, не дожили до сегодняшних дней.

1

Скорый фирменный поезд «Янтарный», следовавший маршрутом «Калининград – Москва», подъезжал к очередной станции. В плацкартных вагонах было душно и жарко; запахи разогретой еды, просачивающиеся сквозь пузатые мешочки поклажи и чемоданов, вызывали тошноту. Однако, стоило выглянуть сквозь запотевшие окна на улицу, как поневоле находила судорожная зевота; забывались противные вагонные запахи. Час назад, когда поезд отъезжал от платформы Южного вокзала, даже под огромной крышей перрона было зябко, отвратительно холодно, въедливо сыро – до самых костей. Даже волк взвыл бы от такой непогоды. Начало весны в Прибалтике – это почти всегда неприятная смесь из мокрого снега, дождя и грязи, а также холодного пронизывающего ветра.

Поезд сбавил ход. Показались мрачные, темно-серые жилые постройки с остроугольными крышами, рыжая черепица которых была омыта дождем до блеска.

Молодой человек, задумчиво смотревший в окно вагона, вдруг встрепенулся, с озабоченным видом быстро прошел в тамбур и, заметив, что проводница достает из своего купе связку ключей, видимо для того, чтобы закрыть на время стоянки все подсобные помещения, метнулся назад к своему месту, вытащил из сумки какой-то сверток и бросился в другую сторону вагона в туалет. Затем пассажир закрылся, дрожащими руками извлек из свертка шприц, наполненный светло-коричневой жидкостью, зажал между ног кисть левой руки, на которой моментально проступила сеть серо-голубых венок, и, нахмурившись и стиснув зубы, стал протыкать иглой кожу. В эту секунду вагон резко качнуло, пассажир выдернул шприц и со злостью вслух выругался матом. Затем в другом месте руки, на локтевом сгибе, повторил процедуру укола. Не успел резиновый черный поршень шприца коснуться донышка, как послышался лязг вставляемого снаружи ключа. Задергалась ручка, потом в дверь сердито постучали, и недовольный голос проводницы прокричал: «Эй, там, на борту! Юноша, другого времени не было что ли? Обязательно перед станцией приспичивает?» Молодой человек, не торопясь, ввел в вену все содержимое машинки, улыбнулся, выдернул иглу и тут же покрылся горячей испариной. Веки у него потяжелели, голос стал тягучим и липким как медовая патока. Пробежала первая волна «прихода», и ему стало хорошо. «Сейчас выйду, —пробормотал он, выбрасывая пустой шприц в сливное отверстие и зажимая пальцем правой руки место укола.—Уже… уже выхожу.» Помассировав место локтевого сгиба, он поднял локоть кверху и бодро вышел из туалета. Проводница недобрым взглядом окинула его с ног до головы и понимающе ухмыльнулась, открыв ряд золотых зубов. « Готовься, юноша, —процедила она.—Нестеровская таможня.»

– Мне готовиться нечего, —с безразличием в голосе ответил молодой человек и застегнул пуговицу на рукаве рубашки.—Туалет на то и существует, что ходить в него можно не по вашему расписанию, —с улыбкой огрызнулся он.—А по нашему расписанию.

– Ладно, не философствуй, —пробурчала проводница.—Знаем мы ваше расписание. Ты пока документы свои приготовь. Чтобы из-за такого нашего расписания поезд надолго не задержали.

Странный пассажир вернулся на свое место и снова уставился в окно. Эта небольшая стычка с проводницей не выходила у него из головы. «Все люди враги, —мрачно подумал он.—Себя нужно винить в малодушии и глупостях, а не их. Им на меня наплевать. Вот их философия и психология. Всем на меня и на всех наплевать. Только мне одному на себя не наплевать. Все люди враги, —мысленно повторил он.—Когда же я, наконец, вдолблю это себе в голову? Ни капли сострадания к другим …только к себе. Кругом – одни волки. Добро – слишком большая роскошь для крепкой челюсти и острых клыков. Все, все враги… Они – охотники, ты – дичь! Нужно всегда быть готовым