«Огонь то гас, то разгорался…»

Огонь то гас, то разгорался,

Глотая жухлую листву,

А вдоль забора вечер крался

И ветра трогал тетиву.

Под шорох звёздной канители

И запах почек налитых,

Ночные птицы тихо пели

О наших радостях земных…

Весна скользила в платье белом

С воздушным током вдоль дорог,

Река по камушкам звенела,

И оживал в деревьях сок,

И было так тепло и ленно

В граале кратера Балкан,

Что кровь вином бродила в венах,

И без вина был сумрак пьян.

И не мечталось, не грустилось,

Не вспоминалось невпопад,

Лишь тень минувшего густилась,

Дымами овевая сад.

«Звезда горит над тьмою мглистой…»

Звезда горит над тьмою мглистой,

В колодце мира тишина.

Молитва к матери Пречистой

В дыханье вечера слышна.

В весеннем юном откровенье

Распахнут замерший простор.

Застыло вечности мгновенье

В кольце величественных гор.

И, словно в мягкой колыбели,

Земля лежит в ладонях сна.

Ей нежным ветром-менестрелем

Благая весть принесена:

Назавтра сгинет морок зимний,

Синичья даль загомонит,

И синевой гостеприимной

Её красоты осенит.

Взойдут, белея, первоцветы

На изумрудных берегах,

И даль, в цветение одета,

Тот час забудет о снегах.

«Как старый фавн, блажит февраль…»

Как старый фавн, блажит февраль,

Перебирая ветра струны.

Завзятый пьяница и враль,

Он чертит на заборах руны

То снегопадом, то дождём.

Раскосо щурясь на рассвете,

До нитки раздеваясь днём,

Он винограда студит плети.

Встречая аиста полёт,

Он навзничь валится на траву

И пчёлам прошлогодний мёд

Подносит на леток. Суставы

Корявых веток вкривь и вкось

Жестикулируют, судача

О том, что в мире повелось

Жить февралю, блажа до плача…

«Эхо судьбы моей, долгое и заводное…»

Эхо судьбы моей, долгое и заводное,

Словно орган, с перебором звучит вдалеке.

Тени прошедшего ум бередят, беспокоя

И не давая сегодня прожить налегке.

Блудная дочь, хлопочу и ни в чём не нуждаюсь.

Лучше не так, – барахла я копить не хочу…

Снова на маленьких саженцах трогаю завязь,

Ласково с ними беседуя, жизни учу.

Пасынки режу, жалея до боли сердечной

Веточки тонкие, их отделив от ствола…

Всё не случайно и, может быть к счастью, не вечно,

Я тоже пасынком Родины прежде была.

Смерть очень сильно старалась, но вслед не успела

Бросить последние в спину «прощай» и «прости».

Мёртвой водой заживила я грешное тело,

Сердце – живой окропила, и страх отпустил.

Ангеле чистый мой, ангеле добрый и святый,

Будь за плечом, не остави мой здешний приют.

Я позабуду со временем ад мой. Когда-то

Нас с тобой трубы небесные ввысь призовут.

Чувствуя крыльев твоих белоснежных опору,

Жду я прощенья пред небом, души не тая.

Боже, терновый венец Твой пришёлся мне впору.

Спасе, спасибо Тебе, – на всё воля Твоя!

«Затерянность, сиротство, невозвратность…»

Затерянность, сиротство, невозвратность…

Под этой тусклой белой пеленой

Теряет эхо звончатую кратность,

Крадясь и тихо шаркая за мной.

Есть у него особые привычки —

На каждый закоулок по одной.

Случись, оно на чёртовы кулички

Потащится хромулей записной.

Идём, идём, чего уж там, негоже

От эха отпираться своего,

Я чьим-то эхом состоялась тоже,

А из меня-то эхо – ого-го!

Я в молодую так звучала бытность,

Что улиц тесен мне казался крен.

И отражала всей собою слитность

Родных просторов и домашних стен.

Мне говорили – цельная натура!

Походка – ветер, неприступен взор,

А голос – в нём слышна колоратура

Ручья, что водопадом льётся с гор…

Прошли года, куда-то всё девалось,

Черты мои смягчились, голос тих,

От прежней, той, не многое осталось,

А что осталось, делим на двоих…

Но знаю я, тебе со мной не скучно,

Иначе б ты за мною не кралось.

Сегодня мы с тобою неразлучны,

А завтра, может, разойдёмся врозь.

Я заленюсь и стану чай с корицей,

На звёзды глядя, пить и колдовать,

Чтоб молодой кому-нибудь присниться,

И звонким эхом прозвучать опять.

Чего стоишь, шагай же, недалече

Брести с тобою нам сегодня в ночь.

Фонарные покачив