«У меня заняло много времени, чтобы написать тебе ответ. Отчасти оттого, что навалилось много работы, но еще и потому, что это было очень жесткое время для меня. Я надеялся, что в тишине, без переписки с тобой, мне удастся совладать со своими чувствами. Но ничего не вышло, стало только хуже. Может быть, ты что-то посоветуешь?». – написал Дан 4 апреля.

Это был вольный перевод с английского его письма. Мне хотелось плакать. Я чувствовала после разлуки с ним то же самое.

1

Весна. Апрель. В Питере стало появляться солнце. Вчера мне исполнилось 26 лет. Ухнуло двадцать шесть, упало, как снег на голову. Знаешь, что никуда от этого не денешься, но, все равно, прибавление еще одного года к уже имеющимся обескураживает и напрягает. У моей подруги Лизки, приближение этой даты – в конце августа – вызывает почти истерику. «Я еще не готова стареть, – паникует она. – Я не буду отмечать свой ДР.» Наверное, я, с ее точки зрения – двадцатипятилетней девушки, почти старуха.

Что остается делать в таком возрасте? Читать письма и вспоминать прошлое))

«Перечитывая наши сообщения, которые я получил после твоего отъезда, я особо остро ощущаю наш разрыв. Скучаю по нашим разговорам, по тебе. Но, знаешь, я до сих пор злюсь из-за того, что ты не захотела принять мою помощь. Тогда, возможно, все было бы по-другому… Эти злые мысли не то, чтобы направлены против тебя, но они есть в моей голове, и мне нужно время, чтобы от них избавиться».

Пятого числа Дан так и не поздравил меня. Я ждала весь день его звонка или сообщения. Потом он сказал, что упустил из виду. Забыл… Мне кажется, тут была другая причина. Я думаю, он просто злился. Мне было горько. Почему мы так безжалостно мучили друг друга?

«Ну, е-мое, с днем рождении. Что ли, – написал Миша, – Желаю найти свое место и побольше детей. Дети – это же счастье))»

Год назад давление возраста, по моим воспоминаниям, было не таким ощутимым, потому что до двадцати пяти ты еще.. нет, не ребенок, конечно, но ты еще находишься в поре юности, что ли. А двадцать пять воспринимаются как первый перевал. Ты все еще молода, но уже не юна. Ты что-то уже должна дать на-гора: школа, институт, семья, ребенок. На тебя поглядывают выжидающе – чем из выше перечисленного ты уже обзавелась. Исчезает легкость, полет. Будто все вокруг – родные, друзья, знакомые – норовят схватить тебя за ноги и притянуть вниз – хватить порхать, ползай по Земле.

«Я думаю, что когда я снова в кого-то влюблюсь, моя злость поутихнет. А вообще, мне очень любопытно, что думает твой брат по поводу нашего разрыва. И твоя мама»

Неплохо было бы затормозить время на двадцати пяти и остаться в этой прекрасной поре еще лет на шестьдесят. До восьмидесяти пяти, предположим. Ты уже не так наивна и неуверенна в себе, как в шестнадцать, но все еще легка. Легка-а-а! И мудра. И уже неплохо ориентируешься в этой жизни! И красива! И так год за годом, год за годом. Прекрасные двадцать пять!

Хотя, по моим ощущениям, самый веселый год получился, когда мне было двадцать. Все, что сегодня я ценю и чему радуюсь, появилось примерно в то время. Я начала серьезно заниматься танцами. Я училась в институте, и мне уже было комфортно в его стенах, потому, что меня окружали хорошо знакомые, а некоторые – почти родные люди. Я стала что-то понимать в психологии, которую изучала. Светлана Николаевна, наш ведущий преподаватель, уже крепко держала нас в своих объятиях, учила, направляла, лепила. Это позже мы, ее ученики, поставили эту чрезмерную опеку ей в вину, обозвав попыткой манипулирования, авторитарностью и пр., но тогда еще все было прекрасно, и авторитеты оставались незыблемыми.

«С днем рождения, Анна Игоревна! Надеюсь, вы остались такой же жизнерадостной и хорошей, как года два или три уже назад. А, может, и четыре)). Желаю вам всего самого хорошего. Творческих успехов. Чтобы в жизни все складывалось так, как вы этого хотите. И чтобы вы никогда не грустили по пустякам. Пусть все у вас будет хорошо», – писала мне Полина, девочка из театральной студии, которым я ставила танец для спектакля. Пока все было с точностью до наоборот: все складывалось не так, как я хотела,