От автора

Е.й

Тесто. сторон

Сами с крылами (К Счастью)

Не поняв ничего – из Великого,

и забыв – приблизительно мудрое,

мы летим, под Киркора Филиппова,

ирреально высокими фурами,

по дорогам, разгвазданным нами же,

мимо сёл, в зеркалах пропадающих.

В лобовые – за камешком камешек.

Возим «счастье» – друг другу, куда ещё…

Мы весьма недовольны кавычками

и отставшей в развитии буковкой,

мы встречаемся чатами, личками,

чистым случаем – закоулками.

Но у Счастья заглавная – лунная,

бескавычно, реально высокая,

не в кривых, не в шипах, не шатунная,

и не где-то под стейками с соками.

С ней на связи заглавная – звёздная,

безоглядно, вселенски широкая,

не в грязи, не дорожно-обозная,

и не где-то под бифами с брокколи.

И рука, от руля грубо-тёмная,

на крыле… Теплородное, нежное.

Я-то думал – профура скоромная,

а потрогал – родная, нездешняя.

Две ноги на педаль в свете месяца.

Ты смела не по виду, попутчица.

Нас объедут, когда перебесятся.

Вылетай. Вылетаю. Получится.

«Территория тронутых ритмом людей…»

Территория тронутых ритмом людей,

развлекательный край дискотек и аварий,

где торговец дорогой – ещё не злодей,

где охота на тело – уже не сафари.

Перевёрнутый цех нестекающих туш,

разъедающий фон застоявшейся боли,

и мне страшно, что взялся, и бросить бы гуж,

так ведь – овен, гордец… ёлки-палки… бемольки…

Да. Ещё я люблю музыкальные сны

и находки из них в окружающем мире.

Вот нашёл себе «Я». И остался без «Мы».

В деревенских горах. В живописном сортире.

Неизменное, Неизменное

В каждой клеточке каждой берёзы —

все стихи непростые мои.

И простые. И дар. И курьёзы.

И не созданный Ноем НИИ —

нет, не созданный Ноем… Не ноем.

Просто реже берём топоры.

Не стремимся к безмолвным покоям

в беспокойстве весенней поры.

«Будь что будет!» – наследие сказки.

Фраза-фокус. Строка-волшебство.

Без руля, без дороги. Без КАСКи.

Неизменно любуясь листвой.

Муравьи-и-и…

Золотые муравьи

запрягают чёрных,

крупно пишут «Се ля ви»

в книгах и в уборных.

Золотые муравьи

чёрных обижают —

и похлёбки, и любви

ни за что лишают.

Золотые муравьи

никого не любят

и моралью на крови

муравейник губят.

Золотая молодёжь

в стороне от черни.

Не работает. Балдёж.

Коньячок-печенье.

Покоряются рабы,

веруют во благо,

к пущей вере, от судьбы —

золотая брага…

А в лесу, с начала лет,

бродит муравьедка,

и по цвету свой обед

выбирает редко.

Золотые муравьи

погоняют чёрных

с неказистой плитки и

из-за фикс учёных.

Сид Иромыч

«Запись невозможна,

замените диск» —

бычит осторожно,

не идёт на риск,

не желает множить

Сид Иромыч стих —

боязно тревожить

тех, кто пьян и тих.

Нелегальных красок —

много, для стиха,

мало – хмеля сказок

с вытяжкой греха.

Имя – от легенды,

сам же – сер и пуст.

Плоский, вредный хрен ты.

А и ладно. Пусть.

Наблюдай, редиска —

я пишу на лбу:

«Нет другого диска,

закатай губу»

Самый счастливый день

В этот день я впервые проснусь со своей головой —

без похмелья и заданных кем-то глобальных настроек.

Из кадушки умоюсь прохладной водой дождевой.

Промолчит говорящий сундук о земной катастрофе.

Мне не надобен станет и сам этот чёрный сундук,

кибернетикой счастья займётся ответственный нагель.

И я вспомню – в какой я стране, и в каком я году —

но забуду сухие пайки и намокшие флаги.

И соседка – вчера ещё девушка лёгких манер —

улыбнётся сквозь рабицу чести бесценной улыбкой,

у неё будет новенький дом, в доме муж – землемер,

в доме трое детей, детский шкаф с барахлом и присыпкой.

А сосед по другой стороне – записной наркоман —

загремит в мастерской молотком, весь в делах и опилках,

у него тоже будет семья, а не только «маман» —

как он звал её, чувствуя холод в ненайденных жилках.

А соседа напротив, что был паучком, из чинуш,

навестят паладины стыда и раскаянья феи,

тот захочет вложиться в сто сорок обиженных душ,

но не в дымку болотистых мест, где кальяны – как реи.

Без