Скрипка некроманта

Далия Мееровна Трускиновская

Иван Андреевич Крылов #2

На Рождество в Ригу приглашают артистов-гастролеров, которые дают концерты в доме Черноголовых. Среди артистов присутствует юный итальянский скрипач-вундеркинд Никколо Манчини – странный, болезненный мальчик, которого нещадно эксплуатирует родной отец.

Во время приема пропадает очень дорогая скрипка работы мастера Гварнери, которую вундеркинду дал на время гастролей, но отнюдь не подарил, богатый меценат. Поисками инструмента занимается Иван Андреевич Крылов. Ему, как всегда, помогают воспитанница княгини Маша Сумарокова, химик Давид Иероним Гриндель и физик Георг Фридрих Паррот. Естественно, вором оказывается самый неожиданный персонаж, а удается это установить при помощи… аптекаря. Но скрипка к музыканту не возвращается – ее отправляют хозяину дипломатической почтой.

Читайте долгожданное продолжение блистательного романа «Ученица Калиостро»!

Трускиновская Далия Мееровна

Скрипка некроманта

Глава 1

Рождественские заботы

Казалось, вот так и должен выглядеть истинный конец света – с каждым днем все темнее и темнее, солнце почти не появляется в узких улицах, которые становятся все более похожи на трещины в скалах, где от сырости зарождается смутная и когтистая нечисть. Город превращается в царство слякоти и мрака, и фонари лишь усугубляют это ощущение обреченности и безнадежности, ибо бессильны – им дай Бог сохранить хотя бы шарик света, аршин в поперечнике, и не погаснуть до полуночи от скупой хозяйской руки. Все короче серенькие дни, все сильнее мрак, все опаснее холодный и влажный ветер, все быстрее проскальзывают жмущиеся к стенкам тени, почти безликие, все отчетливее душа понимает, что вместе с городом погружается на дно океанское, и чем она дышит – уже непонятно.

И вдруг рвется где-то в вышине черная пелена, отделяющая тьму от небесной белизны, и начинается преображение мира! Летит, летит с небес счастье! Конец света, похоже, отменяется, нечисть бежит без оглядки – она не выносит белого цвета; обжигает он ее, что ли? Полчаса – и город делается пушистым, праздничным, каждый фонарь в нахлобученной белой шапке воображает себя родственником звезд небесных, а на улицах появляются лица. Всюду проникает отраженный свет, всякий подоконник излучает сияние, и надежда, уже прилегшая было на смертный одр, приподнимается, делает глубокий вдох и говорит сама себе: ну, матушка, пожить еще, что ли?

– Иван Андреич, сходи-ка ты завтра в Дом Черноголовых, узнай про итальянцев. Когда и впрямь так хороши, как про них врут, пригласи к нам на вечер, – сказала княгиня Варвара Васильевна. – Думала ли я, что это Рождество и Святки встречать буду в такой тоске?

Вид у княгини и впрямь был невеселый – она, презрев новую моду, надела с утра зеленый широкий молдаван, изобретение покойной государыни, чтобы скрыть полноту. В Рижском замке не до мод, а сквозняком не прохватило бы. Зеленый бархат был ей, рыжеволосой, к лицу, да лицо-то куксилось и кривилось, скажешь слово поперек – жди грозы.

– Развлечения будут, ваше сиятельство, – ответил Маликульмульк. – На гуляния с детками поедете, актеров позовем…

– Немецких? Благодарю покорно! Нет, все не то! Пиеску-то ты так и не написал!

Маликульмульк сделал постную физиономию – действительно, пока переезжал и устраивал новоселье, совсем забыл про одноактную комедию, которая в голове почти сложилась. Название ей было – «Пирог».

Он отлично понимал княгиню – год назад, когда князь Голицын был в опале и жил с семейством то в Зубриловке, то в Казацком, на Рождество и иные праздники съезжались обычно гости, и в прекрасных усадьбах всем места хватало. Это в Санкт-Петербурге уж не знали, какой новой блажи ожидать от государя императора, чем еще ему вздумается испортить общую радость, а вдали от столицы веселились от души. Даже домашние спектакли были – на зависть столичным театралам: и «Превращенную Дидону» Марина поставила, и Маликульмулькову «Подщипу». И одевались как душе угодно: старшие сыновья князя, угодившие в опалу вместе с отцом, носили фраки – а поди в Санкт-Петербурге надень запрещенный фрак. Младшие носились кудлатые