Синдром Титаника
Валерий Моисеевич Лейбин
В книге содержатся наблюдения, переживания и размышления психоаналитика, находящегося в городской больнице, куда он был доставлен по «скорой помощи». Речь идет не о психоаналитических историях, чему были посвящены такие публикации автора, как «Превратности любви» (2011) и «Возмездие фаллоса» (2012), а об истории болезни пациента, его самоанализе и усилиях, направленных на преодоление недуга.
Валерий Моисеевич Лейбин
Синдром Титаника
Городская клиническая больница
Полузабытье. Проблеск сознания, пытающегося прорваться сквозь дрему. Вялая мысль о необходимости открыть глаза.
«Открыть глаза? Зачем? Для чего? С какой стати? Что за необходимость возвращаться в реальность?» – с каким-то безразличием и в то же время непонятным беспокойством Владислав Левин обращался к самому себе.
Испытывая тяжесть во всем теле и находясь в полусонном состоянии, он никак не мог понять, где находится и что с ним происходит. Однако пробудившаяся мысль сверлила его мозг:
«Скоро должен прийти очередной пациент? Через сколько минут? И вообще, который сейчас час?»
Медленно, с большей неохотой Левин разжал веки и открыл глаза. Его бесцельный взгляд скользнул по блеклой шторе, прикрывающей большое окно. В недоумении он чуть приподнял голову и, опершись на локти, уставился на противоположную стену, у которой разделенные друг от друга тумбочками стояли три кровати. На одной из них поверх одеяла лежал тучный мужчина, живот которого поднимался в такт его сиплого, чуть с присвистом дыхания.
Еще не до конца придя в себя, Левин все же понял, что находится не у себя дома в привычной обстановке, а где-то, куда попал отнюдь не по своей воле. Прервав дрему, пронзительная мысль расставила все по своим местам: «Нет, никто из пациентов не придет на прием. Как это ни прискорбно, но сейчас я сам являюсь пациентом. Лежу в городской больнице, хотя толком не понимаю, что тут делаю и как дошел до жизни такой».
Испытывая неприятные ощущения в левой руке и увидев проступающую синеву вокруг вены, Левин вспомнил:
«Точно. Некоторое время тому назад находился под капельницей. Неудобное положение руки. Потом экзекуция прекратилась. Капельницу убрали. И, видимо, после этой процедуры немного вздремнул. Интересно, сколько времени прошло».
Придя в себя, Левин привстал, подложил подушку под спину и, удобно устроившись, оглянулся по сторонам.
Слева от него, через одну кровать, лежал мужчина. Его открытые глаза были устремлены в потолок, но, услышав шуршание, производимое манипуляциями Левина с подушкой, он бросил свой взгляд на соседа. Хотел что-то сказать, однако, видимо, передумав, опять уставился в потолок.
Левин вспомнил имя соседа по больничной палате – Виталий. Так представился вчера этот мужчина, на вид которому было лет 60. Худощавый, среднего роста, не обремененный печатью интеллекта, он с присущей ему легкостью и прямотой постоянно сопровождал свое говорение матерными словами, которые, судя по всему, органически вплетались в его речь как нечто само собой разумеющееся.
Высматривая что-то на потолке, Виталий высвободил одну ногу из-под одеяла, почесал рукой пятку и, как бы разговаривая сам с собой, произнес:
– Ити твою мать! Задолбался лежать тут. Сдохнешь и никто, блин, не заметит. Коновалы грёбаные, вонючие.
После небольшой паузы, сопровождающейся почесыванием голой пятки, он вновь выдал:
– Вот и думаю, на кой ляд мне эта грёбаная больница. Две недели коту под хвост, а толку с гулькин нос… Лучше бы сидел дома, да трахал какую-нибудь бабу. А так получается, блин, что меня тут трахают в хвост и гриву. Эх, мать твою! Окончательно сбрендишь, едрёна вошь.
Он хотел продолжить свой монолог, но в этот момент дверь палаты распахнулась настежь и зычный женский голос донес благую весть: «Обед!». Не обращая никакого внимания на обитателей палаты и оставив открытой дверь, женщина устремилась дальше по коридору и, открывая двери других палат, монотонно, но громко, как попугай, повторяла: «Обед!».
Виталий тут же встрепенулся, сел на кровать, надел на ноги тапочки и со словами «обед – дело святое, не пожрешь – подохнешь» зашарк