Игра воды. Книга стихов

Алексей Владимирович Дьячков

Мало кто из современных авторов владеет искусством материализации времени так, как тульский поэт Алексей Дьячков. И мало кто делает это так безыскусно, внешне незамысловато.

Вадим Муратханов

Игра воды

Книга стихов

Алексей Владимирович Дьячков

© Алексей Владимирович Дьячков, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Узловая

Слово Господи молвит по рации,

И послышится мне в тот же миг

Металлический гул, звуки станции,

Проводницы отчаянный крик.

И во тьме с нарастающим грохотом

Перед долгим затишьем пройдут

Все, что было мне близко и дорого —

Дымный тамбур, купейный уют.

И окно с белой шторкой на тоненькой

Бечеве, и прервавший свой сон —

В ночь уткнувшийся мальчик, ладонями

Заслонивший от бликов лицо.

Странный мир, в темноте утопающий. —

Он увидит и степи, и гать,

И леса, и озера, и кладбища —

Все что можно во тьме угадать.

Приспособив к ночи свое зрение,

Он узнает родные места,

С неподвижным пейзажем с селением

Совпадая чертами лица.

Самоволка

От старшины и трелей горна

Мы докатились до платформы

Сто тридцать пятый километр,

Где чахнут – улицы фрагмент,

Цистерна, кит пристанционный,

Из брюха выпавший Иона,

Акация, пивной ларек.

Но воблы нет, и пиво – йок.

Куда теперь? На звуки танцев?

На речку сонную податься?

На лодку полрубля спустить,

Отплыть под иву, закурить.

В песке весло с облезшей краской,

На мостике подросток в маске

И ластах думает о нас.

Вспорхнул с кормы павлиний глаз.

Как мылись под струей колонки,

Попутку – на стекле иконки,

Недолгий ливень, луж буль-буль,

Забег и школьный вестибюль.

Я не забуду грека, реку,

Раскаты грома, горна, эха.

Ворота части. Строй. Отбой.

Фонарь в окне над головой.

Гараж со звуками мотора.

И затяжную ночь, в которой

И я творить бы мог, как бог,

Но слово подобрать не смог…

Как под окном с парадом зарев

Лежал с открытыми глазами,

Шептал: Спаси и Сохрани!

Шептал: Спаси и Сохрани…

Старая картина

И берег, и склон, и строения те же.

Сугробов стада, и саней синий след.

Один рассекает на льду конькобежец,

Но нет детворы и охотников нет.

Природа, людей разделяя мытарства,

Уходит в себя, виновата кругом.

Стремительно солнце съедает пространство

И в узком окошке горит угольком.

Семья собралась в покосившемся доме

И смотрит, как плавится тьмы материк.

Отец, с аппетитом доев свой картофель,

Шумелки из козьих копыт мастерит.

Наверно прогнулась под птицею ветка,

И ярких снежинок полет не унять.

Горохом сухим громыхает шумелка,

До смеха доводит уставшую мать.

Она подгребает угли кочережкой,

Живот обнимая свободной рукой.

Глядит из угла на семейство Алеша,

Такой молчаливый, счастливый такой.

Сестра

И когда надоел нам, как горькая редька, Маршак,

Ты открыла мне тайну и несколько раз повторила —

Чтоб услышать глухое биение пульса в ушах,

Надо спрятаться в шкаф, где пропахло белье нафталином.

Из космической будки, из норки, где тесно вдвоем,

В щель в фанерных щитах я увидел стволы без скворешен,

Среднерусскую графику, мерзлую тушь, монохром,

Тусклый свет наклоненный, распутицу, дождь неокрепший.

Под фонарик отцовский, горящий во тьме горячо,

Брату, как в платяном животе кашалота Ионе,

Дни рожденья, замужества, смерти, чего-то еще

Ты читала по книге из библиотеки районной.

Для того, пролистав, ты пугала меня темнотой,

Чтоб лицо открывать на граните в щербатом овале,

Чтобы с кладбища я возвращался уставший домой

И лежал, сжавшись, как эмбрион, в остывающей ванне.

Рюмка

На тонкой ножке ты, потея, поднялась,

Чтоб, преломив, дробить лучи, играть наливкой,

Чтобы сверкать среди салфеток, вилок, яств

На днях рожденьях, но все чащи на поминках.

Свет, собранный в пучок, уже не растерять.

Луч мечется в стекле, и не находит места

Себе, когда я глух и нем. Когда тебя

Держу, как старичок, – щепотью троеперстной.

Я успеваю на тебе остановить

Еще раз взгляд мой, что слезою затуманен.

Н