Рефлексии и деревья. Стихотворения 1963–1990 гг.

Сергей Магид

Сергей Магид (р. 1947 г., Ленинград), в 1970–1980 гг. печатался в самиздате. В 1981–1988 гг. входил в ленинградское неформальное объединение поэтов, прозаиков и переводчиков «Клуб-81». В 1985–1990 гг. принимал участие в подготовке создания Ленинградского Народного фронта. В 1990 г. уехал из СССР. Живет в Праге.

Собрание стихотворений и поэм «Рефлексии и деревья» включает в себя ранние стихи и пять поэтических книг, написанных и подготовленных к печати в период 1970–1990 гг., но не изданных. Некоторые стихотворения и поэмы публиковались в ленинградском и рижском самиздате, в коллективном сборнике «Круг» (1985), в первой авторский книге «Зона служенья» (2002) или были вывешены в Сети. Отбор их, как и последовательность их размещения, почти во всех случаях производились без согласования с автором, а редакторы считали своим долгом «исправлять» «неточности» и «огрехи» так, как они это понимали, порой полностью искажая смысл написанного. Основной корпус поэтических текстов, создававшийся в течение более чем четверти века, затем еще почти 25 лет пролежал в столах, шкафах и чемоданах. В книге он заново собран и представлен практически полностью.

Сергей Магид

Рефлексии и деревья. Стихотворения 1963–1990 гг.

© С. Магид, 2014

© О. Сетринд, 2014

© Издательство «Водолей», 2014

Попытки

Ранние стихи

1963–1969

Бунт

…Или бунт на борту обнаружив,

Из-за пояса рвет пистолет,

Так что сыплется золото с кружев,

С розоватых брабантских манжет…

    Н. С. Гумилев. Капитаны

[Начало утрачено]

…Трупы – за борт плодами спелыми.

Мясом слабых – акулы вскормлены.

Стали негры от соли – белыми.

Англичане от солнца – чёрными.

Бунт крадётся по нижней палубе

Согревая ножи за пазухой,

И скрипит в неумолчной жалобе

На спардеке штурвал несмазанный, —

Это смута – пальба да пагуба, —

Абордажные сабли – наголо,

И в крови цвета темно-алого

Захлебнулась верхняя палуба.

Только боцман и три помощника

Словно черти, врубились ахово, —

И ценою в два медных грошика

Стала доблесть команды баковой…

А над нашей старой посудиной

Капитановый голос реял:

«Ставлю бочку голландских гульденов, —

Затанцует мятеж на рее!

Джигу спляшет в верёвке пеньковой

Тот, кто в тропиках жаждет глетчера.

Эй, помощник, над каждой стеньгою

По мерзавцу повесить вечером!»

И команда побитой сукою

Уползла в полутёмный угол…

Я проснулся. И с прежней мукою

О двуличье своём подумал.

Ни к тому, ни к другому полюсу

Не пришел я, шагая веком.

Пистолет не рвал из-за пояса

И с людьми не стал человеком.

    [Ленинград, Разъезжая ул.,

    1963 г.]

«Что-то не так, гляжу, на этом свете…»

Что-то не так, гляжу, на этом свете.

А почему, не понимаю сам.

Зачем в песочнице играют эти дети?

Чтоб выросли, как мы, в ненужный хлам?

Когда иду я ночью, одинокий,

И дождь и ветер с силой бьют в лицо,

Весь мир, так страшно от меня далёкий,

Я вижу. Что в нем? Язва налицо!

Она же и во мне: Зачем я в этом мире?

Ведь я умру! Умрут отец и мать.

Зачем же быть,

Зачем опять в квартире

Вот это утро летнее встречать?

Что принесут мне эти утра в лете?

Чем кончатся грядущие года? —

Тебе никто на это не ответит,

Кроме тебя… Когда?..

    [Комарове,

    июль 1964 г.]

«Катитесь к чёрту, вы, педанты чёрствые…»

Катитесь к чёрту, вы, педанты чёрствые,

Кончайте нас скоблить под комсомольской лупой,

Ведь мы живые люди, мы не мёртвые,

Но вы нас видите какой-то массой глупой.

А мы-то умными считали вас и клёвыми,

Мы с обожанием смотрели в ваши рты,

А вы нам душу испоганили Обломовым,

Зачем он нужен нам, скажите, вы, кроты?

Я столько был послушным и прилизанным,

В те времена, когда я был сопляк, —

Но что с тех пор на мысль мою нанизано,

Не описать! Нет, это не пустяк.

Ужасно быстро пролетели годы детские

И вот сейчас – одиннадцатый класс.

В семнадцать лет я знаю