Бедные люди умрут в муках

Максим Кабир

«…Когда она завизжала, он высунул голову из тени и нервно поинтересовался:

– Ты не могла бы?..

Вопрос потонул в полуденной печке.

Ира бежала к зонтику, прихрамывая, на её лице застыла маска удивления и страха. Фиксируя краем глаза некий серый комок, будто футбольный мяч, отскакивающий от её ног, он подумал:

«И почему раньше я считал её красивой?»

Ира бросилась на своё полотенце и прижалась к нему горячим бедром. Он почувствовал что-то мокрое и скользкое, что вытекало из супруги…»

Максим Кабир

Бедные люди умрут в муках

– Кажется, мы остались на пляже одни, – сказала Ира без эмоций в голосе – просто констатируя факт.

Лёша выглянул из-под широкого зонта с резвящимися дельфинами и, щурясь от жестокого полуденного солнца, убедился в правоте жены: по правую и по левую сторону от них узкий песчаный пляж был совершенно пуст. Курортники предпочли переждать жару в своих пансионатах и съёмных квартирах от тридцати до ста гривен с человека в сутки. Лёша брезгливо поморщился, заметив, насколько грязным выглядит безлюдный пляж: граждане отдыхающие не утруждали себя уборкой в общественном месте, и песок устилали бумажки, липкие пакеты, крошки пахлавы, отходы семечек и бесчисленные батальоны пивных бутылок. За пять дней, проведённые здесь, они с Ирой ни разу не видели уборщиков. Все местные жители предпочитали торговлю, и заниматься грязной работой было некому. Единственными чистильщиками этого мусорника, выдаваемого за курорт, были чайки, в огромном количестве кружившие над побережьем. Так что утверждение жены всё же было не совсем верным: кричащие птицы мешали их одиночеству.

– Только мы и чайки, – произнёс Лёша, вытирая со лба пот.

– Да, – сказала Ира.

Лёша, учитель русской литературы по образованию, обратил внимание на то, что любая беседа под палящим крымским солнцем автоматически превращается в бессвязный диалог двух даунов. Море заражало ленью, лень вызывала тугоумие, и разговор не клеился.

Он потянулся к полупустому пластиковому стакану, но пиво оказалось неприятно горячим. Лёша заставил себя встать, чтобы выбросить пластик в заполненный до краёв мусорный бак.

– Ты куда? – спросила Ира, потягиваясь на изумрудного цвета полотенце.

– Мусор выброшу, – сказал он и, шаркая ногами в неудобных вьетнамках, направился к баку.

– Голову прикрой, – посоветовала Ира вслед.

И несмотря на то, что до мусорника было всего-то метров двадцать, её совет имел смысл: солнце било так прицельно, что даже короткая пробежка к воде могла обернуться потерей сознания. Лёша вернулся и натянул на голову кепку.

Бак находился на горке, и с неё открывался вид весьма сомнительной красоты. С берега, где торчал их зонт и загорелые ноги Иры, кругозор исчерпывался морской лазурью, но, поднявшись повыше, можно было понять, почему цена за комнату здесь не превышает ста гривен. Сразу за пляжем находилось поросшее камышом болото, загрязнённый придаток моря, источник бесчисленных комаров. И морепродуктов, расхваливаемых местными торговцами, как подозревал Лёша. Увы, зарплаты школьного учителя, суммированной с зарплатой парикмахера, не хватало на Ялту или Феодосию – что уж говорить про бесконечно далёкие Египты и Турции. Приходилось не замечать мелких неудобств, вроде этого болота. Но, господи, неужели бюджетники не имеют права на нормальный отдых?

Лёша поморщился, вдохнув заплесневелый воздух, тянущийся от болота. Даже разогретый под солнцем мусорник вонял не так сильно.

Порой он удивлялся наивности Иры, которая всё ещё верила, что однажды он разбогатеет и отвезёт её к менее зловонному морю. Словно издеваясь над его финансовым положением, в выцветшем полуденном небе прожужжал кукурузник, оставляя после себя шлейф тумана. Этот сизый газ плавно опускался на камыши. В метре от курортников травили комаров, и, так как результат от травли был нулевым, Лёша решил, что самолёт с отравой послан лишь для того, чтобы создать очередные неудобства и напомнить о ветре в карманах.