Ложка дёгтя
Владимир Шлифовальщик
Это был отсталый мир с примитивными технологиями. Аборигены материализовывали мысли, обменивались свойствами как предметами обихода, управляли причинно-следственными связями, меняли логические законы, отделяли сущности от явлений. В этом сером и скучном мире дикарские орудия труда позволяли останавливать время, откатывать назад события прошлого, оживлять мёртвых, перемещаться в любую точку Вселенной, менять топологические характеристики пространства.
Так бы и жили варвары, не познав благ цивилизации. Но пришли люди с Земли и принесли в убогий мир удивительные вещи:
,
, чипсы, йогурты, пиво и сериалы. И началось!..
Владимир Шлифовальщик
Ложка дёгтя
Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные.
(Евангелие от Матфея, VII, 15)
Первая часть. В начале было слово
1
Нищесвой Фил воровато оглянулся, вытащил из тайника накопник и добавил себе ума. Голова закружилась, как от браги из морквосвёклы, которую варит старая Лайга. Сразу же наступило просветление, и унылые окрестности Отстойника предстали в ином виде. Добавленные к уму пятьсот своев романтики сделали убогий окружающий мир загадочным и зовущим – самое приятное ощущение, ради которого Фил ежедневно наведывался к тайнику. От романтического созерцания окрестностей удовольствия больше чем от жёванки из толокнянника, которой тайно снабжает собратьев-нищесвоев выжига и прохвост Харпат.
В накопнике оставалось ещё решительности чуть больше трёхсот своев и всякая мелочь вроде электропроводности и упругости. Но Фил пришёл сюда, чтобы помечтать и полюбоваться окружающим неприглядным миром, поэтому решительность могла лишь помешать; он не стал ею накачиваться. А упругость вообще даром не нужна, не собирался же он скакать как блоховошь вдоль стенки Купола!
К приятному романтическому чувству, сдобренному умом, примешивалось щекочущее чувство тревоги. В трёх сотнях шагов от тайника – посёлок смотрил. Если патруль застукает Фила с накопником, беды не миновать. Сначала смотрилы будут долго и сладострастно пинать нарушителя, затем отволокут в посёлок, швырнут нищесвоя под абстрактор и превратят в абстра. А могут полениться тащить в такую даль и просто сунут в ближайший пересущ, откуда несчастный Фил вылезет в виде какого-нибудь прожорливого щелкача или ещё того хуже.
Но в том-то и вся хитрость, что сюда патрульные никогда не суются: здесь некого обессвойствить. Нищесвои от Обиталища так далеко не забираются. Собратья Фила копошатся в основном на Плоске, где полно словохлама, в котором можно отыскать неплохую обвещь и продать её смотрилам за чашку похлёбки. А если навычка попадётся, случайно затерявшаяся среди словохлама, или, ещё лучше, действяк, можно и недельный паёк заработать. Здесь же, возле Купола, не то, что обвещи, съедобных кореньев не найдёшь.
* * *
Нищесвой обвёл умным и романтическим взглядом окраины Отстойника. Позади Фила, шагах в пяти – полупрозрачная стенка Купола. С той стороны, в неведомом и загадочном Закуполье, иногда мелькали какие-то смутные тени, пробуждая любопытство. Справа – опасный посёлок смотрил, о котором не следовало забывать даже в минуты романтического экстаза. Слева в пятистах шагах рябит Ржавое Озеро с торчащими вдоль берегов корявыми кустами без листьев и какой-то склизкой гадостью. За озером, за этой огромной грязной лужей – обитель абстров: страшное место, куда даже вооружённые до зубов смотрилы побаиваются соваться. Впереди – сам Отстойник во всей красе. Горы ржавых прутьев, труб, тряпья и прочего мусора перемежались кучами словохлама: разноцветных хиканобусов, сломанных флибадонов и других неприятных вещей, из которых некоторые были недоопределёнными и выглядели особенно странно.
Проглоченный романтизм придавал унылому пейзажу загадочность и привлекательность. Созерцать родные места и мечтать о прекрасном лучше, чем накачиваться брагой и бить физиономии родным и соседям. В такие славные минуты чувствуешь себя чуть ли не наружником. Жаль только, что времени на мечты маловато – нужно успеть вернуться в обиталище, пока не выползли на ночную охоту квазив