Последние минуты Рябинина
Александр Степанович Грин
«В высокой, просторной, с богатой обстановкой, комнате лежал Рябинин. Вошел доктор, а за ним, неся лекарство и осторожно ступая, чтобы не разбудить больного, появилась сестра милосердия, девушка лет сорока, с постным и чванным лицом.
– Он спит, – сказал доктор.
– Он очень изнурен, – пояснила сестра милосердия, – весь день больной метался и бредил, говоря разные странные, даже неприличные вещи. Но, кажется, микстура понемногу действует…»
Александр Грин
Последние минуты Рябинина
I
В высокой, просторной, с богатой обстановкой, комнате лежал Рябинин. Вошел доктор, а за ним, неся лекарство и осторожно ступая, чтобы не разбудить больного, появилась сестра милосердия, девушка лет сорока, с постным и чванным лицом.
– Он спит, – сказал доктор.
– Он очень изнурен, – пояснила сестра милосердия, – весь день больной метался и бредил, говоря разные странные, даже неприличные вещи. Но, кажется, микстура понемногу действует.
– Он спит, да, – сказал доктор. – Это хороший признак. Я зайду после.
– Я разбужу его?!
– Нет, этого не следует делать.
Доктор посмотрел на часы и взял шляпу. Он постоял, зевая, затем подошел к кровати.
– Больной выглядит плохо. Эти синеватые тени и побуревшие скулы… гм… гм!.. Когда ему стало хуже?
– Два дня. Я говорила с ним. Он жаловался на острую боль в голове, слабость и лихорадку.
– Он ест?
– Ни крошки, но сильно мучается жаждой.
– В погребе чертовски темно, – вдруг сказал Рябинин, вертя головой. – Подай фонарь! Слышишь, ты, старая хрычовка?
– Бредит, – сказал доктор, взял руку больного и стал считать пульс. – Восемьдесят… семь… сто десять… гм… гм… тяжелый случай.
Он стоял, покачивая головой и думая обычные мысли живого человека о смерти: «Бытие стремится к уничтожению. Жизнь – зарождение, развитие и гибель клетчатки. Все погибает, все рождается».
Рябинин тяжело задышал, вскрикивая:
– Подайте мне сапоги!
– Несчастный Алексей Федорович! – равнодушно сказала сестра.
– Однако я тороплюсь. – Доктор, вынув записную книжку, писал рецепт. – Эти порошки три раза в день; а к голове лед. До свиданья.
II
Утром на другой день сестра милосердия отлучилась на полчаса, а к больному пришел навестить его Осип Кириллыч Скуба, знакомый фельдшер Рябинина. Сидя у изголовья спящего Рябинина, Скуба читал отысканный на этажерке бульварный роман. Полуоткрытым окном шевелил ветер, рама скрипнула; увлеченный чтением, Скуба вздрогнул, поднял голову и стал размышлять:
– В романах женщины отдаются легко, а попробуй в действительности! Я думаю, что авторы, описывая любовные интриги, дополняют воображением недостаток своего собственного существования. Ну, мыслимо ли, чтобы в течение одного месяца Артур соблазнил четырех графинь, полдюжины баронесс, монахиню, горничную и двух дочерей лакея? Впрочем, мне все равно, и я думаю… – Здесь Скуба, осмотревшись, вытащил из кармана зеркальце и стал внимательно рассматривать свое похожее на дыню лицо. – Я думаю, что при некотором усилии с моей стороны обладание женщинами давалось бы мне легко. Но я ленив. В прошлом году… Судомойка из ресторана… Нет, та была слишком толста. – Медленно шевеля губами, Скуба прочел: – «Пухлая шея вздрагивала от поцелуев». Какая сочная кисть у этого автора!