Оружейник. Винтовки для Петра Первого

Константин Радов

Жизнь и деяния графа Александра Читтанова #1

Чтобы изменить историю, не требуется никаких «попаданцев». А нужен талантливый оружейник, который пробьется к Петру Первому со своими революционными изобретениями. Меткая стрельба из винтовальной фузеи при осаде Нарвы производит на царя такое впечатление, что он жалует мастера офицерским чином и повелевает спешно наладить производство нового нарезного оружия.

Успеет ли конструктор исполнить высочайший приказ и обучить отборные стрелковые части русской гвардии к Полтавской битве? Предотвратит ли оружейная революция Прутскую катастрофу? Смогут ли винтовки Петра Великого ускорить ход истории?..

Константин Радов

Оружейник. Винтовки для Петра Первого

От переводчика

Нет никакой необходимости представлять публике автора мемуаров, издаваемых хотя и в новом, более полном и точном переводе, но далеко не в первый раз, – перед нами фигура более чем известная. Но, при всей прижизненной и посмертной славе этого человека, тайн, загадок, неопределенностей и борьбы мнений вокруг него тоже необыкновенно много. Даже вопрос, каким именем его называть, может поставить в тупик, ибо их было изрядное количество: Алессандро Читтано, граф Джованетти, Александр Джонсон, Александр Иванович Читтанов, в некоторых источниках фамилия пишется как Четанов, Чайтанов или даже Шайтанов, а в одном совершенно официальном турецком документе перед его подписью можно прочитать: «…я, Искандер ибн-Шайтан, руку приложил». Конечно, переосмысление иноязычных фамилий может быть причудливым и часто смешным – например, в архиве Посольского приказа хранится отписка, величающая английского министра Галлахера «боярином Голохеровым», – но и в отношении политических пристрастий или научных заслуг героя разнобоя не меньше. С эпохи императора Павла во всех военных и гражданских учебных заведениях России изображался на видном месте афоризм нашего мемуариста: «Подданные обязаны повиноваться». Однако всем была втайне известна нигде не опубликованная полная версия: «Подданные обязаны повиноваться, какая бы обезьяна ни сидела на троне». Уже на основании этих слов и самые красные революционеры, и самые замшелые консерваторы объявляли их автора «своим». Первые восхищались его бесцеремонным обхождением с чинами Тайной канцелярии, вторые указывали на известный эпизод расстрела картечью вышедших из повиновения солдат. И ныне одни историки изображают его гением, стоящим ровно посередине между Леонардо да Винчи и Томасом Эдисоном, другие рисуют жестоким крепостником, специально покупавшим умственно одаренных детей для будущей эксплуатации, и создателем не имеющих аналогов «интеллектуальных эргастериев», где подневольный труд применялся в технических изысканиях. Кстати, Читтано гением себя не считал, судя по его самооценке в письме к Вольтеру:

«Я обладал от природы очень хорошими, но отнюдь не экстраординарными способностями. Полагаю, что на каждую сотню томящихся в школах учеников найдутся один или два более способных, чем я. Своей судьбой я более всего обязан обстоятельствам: не в смысле отсутствия препятствий на моем пути, как раз препятствий было в избытке. Более того, они-то часто и побуждали меня к усилиям чрезвычайным. Так порох, рассыпанный открыто и подожженный, просто сгорает красивым, но бесполезным огнем, стиснутый же тесной чугунной оболочкой, развивает из себя неудержимую силу взрыва».

Мой долг – напомнить читателям, что эксклюзивный копирайт на любые научные комментарии к мемуарам Читтано принадлежит доктору Уильяму Воротынскому из Оксфорда, а Геттингенский протокол за преднамеренное нарушение авторских прав, совершенное в крупном размере или с особым цинизмом, предусматривает смертную казнь, оставляя вид казни на усмотрение национальных законодательств.

Поскольку, согласно приложениям к Геттингенскому протоколу, альтернативная история не является наукой и не подлежит соответствующим международным соглашениям, я имею возможность изложить несколько своих соображений в этом жанре.

Рискну предположить, что, сложись судьба нашего