Оглянись на пороге

Георгий Александрович Ланской

Ирина – красивая, внешне холодная женщина. Она давно и, по мнению окружающих, успешно замужем. Однако не все так хорошо, как кажется, – из-за полученной травмы ей не станцевать главную партию в «Лебедином озере», и муж, оказывается, изменяет Ире с вульгарной соседкой. Привычная жизнь рушится… чтобы освободить место новой. Как раз в этот момент судьба сводит Ирину с Димой Волковым. Но стоит ли бросаться во вновь вспыхнувшую страсть с головой? Оценит ли Дмитрий самоотверженность женщины, которая старше его на несколько лет? Удастся ли им обоим переступить порог?..

Георгий Ланской

Оглянись на пороге

Пролог

Самыми мучительными оказались последние минуты, перед тем как закрылся занавес.

Стоя на краю сцены и принимая заслуженные овации, она с трудом удерживала громадную охапку разномастных букетов, приседала в реверансах и улыбалась. Зал, уже не темная яма с притаившимися хищниками, неистовствовал, завывая десятком глоток. И в этом реве восторга не было ничего приятного, хотя скажи кто об этом раньше, она бы рассмеялась. Публика, настороженно следившая за каждым движением танцоров, к концу спектакля всегда превращалась в союзника, как бы плохо они ни выступали. Воспитание не позволяло закидать проштрафившихся тухлыми яйцами, а критикам – разнести постановку в пух и прах.

Пыль, поднятая выступавшими, еще не осела. От нее першило в горле, сухом, как наждак. Свет прожекторов бил в глаза, слепил, заставляя щуриться и моргать. То тут, то там слепили яркие вспышки фотоаппаратов. Хорошо, если хотя бы на половине снимков она выйдет не с перекошенным лицом и закатившимися глазами.

Заметив, что внизу кто-то направил на нее алчный объектив камеры, она ловко отгородилась букетом. Наплевать!

Наплевать! Наплевать!

Спина, где-то под лопаткой, болела так, словно в нее вкручивали раскаленный шуруп, и от этой боли, немилосердной и жестокой, едва удавалось держаться на ногах. Колени ходили ходуном. Оставалось надеяться, что изголодавшийся по премьерам зритель не заметит, что ведущая артистка шатается, как пьяная.

Он и не замечал.

По лицу текли слезы, и те, которые сидят там, внизу, отделенные огнями рампы, думали: от чувств – и несли цветы, не замечая застывшей улыбки-оскала, которую танцовщица еле держала на лице, превозмогая боль и дурноту, накатывающую волнами. Она, чувствуя, что сейчас упадет, вцепилась в букет, как в спасательный круг, стиснув зубы, когда шипы роз прокололи кожу. Дурнота сразу отступила, колыхаясь на краю подсознания серой, вязкой тучей.

От партнеров разило потом, словно от взмыленных лошадей, и сегодня этот резкий запах казался особенно отвратительным. Спина была мокрой, и ей казалось – от крови. Наверное, нечто подобное чувствуют птицы, когда им ломают крылья.

Занавес закрылся, чтобы спустя мгновение открыться вновь. Стоя в первом ряду, она дисциплинированно ждала, понимая, что это еще не конец. Сделала шаг к зрителям, грациозно склонилась, пережидая шквал аплодисментов. Теперь цветы просто складывали к ее ногам. Словно к постаменту.

Тяжелый бархат неохотно пополз к центру, отсекая от публики, уже растекающейся к выходам за своими пальто и куртками. Скрываемые вишневыми складками танцоры устало расходились по гримеркам, едва оказавшись в тени. И только она да ее партнер держались до самого конца, пока не сомкнулась последняя щелочка. И тогда, с трудом перебирая ногами, она поплелась переодеваться, чувствуя, как спину скручивает стальной проволокой.

Часть 1. Белое

Каждое утро, сонным движением хлопнув по кнопке будильника, Ирина просыпалась, открывала глаза и пару минут лежала, прислушиваясь к своим ощущениям. Собственный организм представлялся ей в этот момент механизмом, в котором все либо было хорошо, либо предстояло отладить проверенными способами. От первых минут зависели не только физические данные, но и настроение. Именно поэтому приветствие, превратившееся в обязательный ритуал, всегда звучало по-разному.

– Гутен морген, – вздохнула Ирина, вытянула руку, включив обогреватель-ветродуй,