Бери и помни
Татьяна Булатова
Дуся Ваховская была рождена для того, чтобы стать самой верной на свете женой и самой заботливой матерью.
Но – увы! – в стране, где на девять девчонок, по статистике, восемь ребят, каждая девятая женщина остается одинокой. Дуся как раз была из тех, кому не повезло.
Но был у Дуси дар, который дается далеко не всем, – умение отдавать.
Семейство Селеверовых, к которым Дуся прикипела своей детской, наивной душой, все время указывало ей на ее место: «Каждый сверчок знай свой шесток».
Они думали, что живут со сверчком, а на самом деле рядом с ними жил человек, с которым никто не сравнится.
Татьяна Булатова
Бери и помни
Все совпадения в романе случайны. События и персонажи являются вымыслом автора
Римка Некрасова жила в бараке. А Дуся – в однокомнатной квартире нового трехэтажного дома, построенного для итээров завода без имени, зато за номером, который уже стерся из памяти, равно как и сам завод, закрытый из-за отсутствия производственной необходимости в девяностые годы.
Когда-то это был совершенно особый дом, уважительно называемый заводскими аборигенами «итээровской сталинкой». Отсюда, с улицы Ленинградской, взяла начало обреченная на медленное вымирание будущая интеллигенция Нижней Террасы – самого захудалого краснопролетарского района провинциального города Ульска.
В «доме образцового порядка», как сообщала прикрученная к дверям первого подъезда табличка, жили итээры завода и их семьи. Дуся к итээрам никакого отношения не имела. Можно сказать, квартиру в знаменитой «сталинке» она занимала по недоразумению.
Просто накануне очередной годовщины Победы в Ульск приехал Брежнев и выступил перед рабочими знаменитого на всю страну оборонного предприятия. Дуся как передовик вредного производства была делегирована на встречу с главой государства и стояла в цеху, зажатая со всех сторон лучшими из лучших представителей рабочего племени.
– Кто это? – поинтересовался Брежнев, обратив внимание на гренадерский рост женщины.
– Щас узнаем! – пообещало руководство завода и, опережая события, под руки вывело на сцену ни о чем не подозревавшую Дусю.
– Хороша! – отметил генеральный секретарь и от переизбытка чувств неожиданно обнял работницу.
Администрация завода сочла это знаком и решила разбавить отряд итээров представителем иного сословия. Так Дусе выделили квартиру. И по заводу поползли слухи… В чем только ее не подозревали! Даже в порочащих связях с начальником отдела кадров. Между прочим, совершенно напрасно: Дуся была девицей.
Биография Римки Некрасовой была незатейлива и банальна: третий ребенок, единственная девочка в семье заводских пролетариев четвертого поколения с момента отмены крепостного права.
У Дуси не было ни сестер, ни братьев. Происходила она из ульских мещан.
Римкин батя гордился своей фамилией и, бывало, в кругу товарищей заявлял:
– Из Некрасовых мы…
– Из каких это из Некрасовых? – интересовались собутыльники.
– Из тех… – многозначительно отвечал пролетарий и цитировал:
Гляжу…
забирается медленно в гору
Лошадка… а с нею – пацан и возок…
Отец Дуси, скромный бухгалтер райфо, на вопрос анкеты «Каким иностранным языком владеете?» отвечал «Не владею», а еще чаще ставил жирный прочерк напротив пунктов, характеризующих гражданскую состоятельность анкетируемого: «не владею», «не имею», «не претендую», «не был», «не являлся», «нет», «нет», «нет».
Погиб Степан Игнатьевич Некрасов под колесами поезда, неожиданно налетевшего на него в самое неурочное время: по пути из бани домой. Завидев надвигающийся паровоз, пролетарий Некрасов обиделся и решил встретить врага лицом, чтоб неповадно было. В результате машиниста осудили (срок точно неизвестен), а обезображенное тело работяги Некрасова доставили в морг. Похороны сыграли по-семейному, то есть всем бараком. Последний блин с медом достался участковому, а четверо детей – вдове покойника, плохо соображавшей по причине хронического опьянения.
Дусин папа ушел из жизни незаметно. Тихо. Не отходя от рабочего места, повалившись на бок с таблеткой нитроглицерина под языком. Сердобольные сотрудницы вызвали «Скорую» и позвонили дочери