Умер, шмумер, лишь бы был здоров
Ирина Мороз
Отвратительное чувство! Тяжёлые веки, словно два слепленных вареника. Мышцы глаз вяло подёргиваются. Они похожи на свернувшихся червей, потерявших надежду выбраться наружу из высохшего яблока.
В его больном воображении вдруг появились мясистые, ехидно посмеивающиеся губы. Покуривая трубку и время от времени шевеля щёткой усов, губы плюются короткими словами с грузинским акцентом…
Ирина Мороз
Умер, шмумер, лишь бы был здоров
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
1. Осмысление
Отвратительное чувство! Тяжёлые веки, словно два слепленных вареника. Мышцы глаз вяло подёргиваются. Они похожи на свернувшихся червей, потерявших надежду выбраться наружу из высохшего яблока.
В его больном воображении вдруг появились мясистые, ехидно посмеивающиеся губы. Покуривая трубку и время от времени шевеля щёткой усов, губы плюются короткими словами с грузинским акцентом…
«От количества принимаемых лекарств и не такое привидится», – подумал он.
В надежде прогнать остатки кошмарного сна, взмахнул левой рукой, но тут же упёрся пальцами во что-то твёрдое, висящее низко над головой и на ощупь напоминающее стекло. От неожиданности его выцветшие брови поползли на лоб и потянули за собой кожу век. На приоткрытые щёлки глаз жадно набросился тусклый луч света, случайно застрявший в темноте и, вероятно, тоскующий по общению.
Он опустил глаза и увидел колышек собственной бородки на фоне чёрных отворотов пиджака. Его левая рука, оторвавшись от неопознанной тверди, шлёпнулась на гладкую ткань костюма и, переставляя сухие пальцы с жёлтыми ногтями, ползком добралась до кисти правой руки, сердито сжатой в кулак и безжизненно лежащей на животе. Густая тишина опустилась вязкой массой, монотонно загудела в голове и щекочущий, извивающийся шустрыми змейками страх, стал расползаться по его оцепеневшему телу.
«Что за чертовщина, неужели я умер?» – подумал он.
Мысль липкая, тошнотворная поднялась по пищеводу, разбухла, застряла в горле и, заграждая доступ воздуху, вызвала рвотный рефлекс.
С трудом превозмогая слабость, он кое-как продохнул. Пытаясь осознать происходящее с ним, вспомнил, как лежал в кровати, как пил противный куриный бульон, как заходил лечащий врач, как надоело болеть. Он тогда ещё подумал, вот окрепнет, неплохо будет снова отправиться на охоту. Неважно, что в инвалидном кресле, главное, обстановку сменить, природой полюбоваться.
А теперь, присмотревшись к тому немногому, что попало в его ограниченное поле зрения, он ужаснулся: «Да это же склеп. Господи! Похоже, я действительно по дороге на тот свет. Или уже там?… Лежу в прозрачном ящике. Угораздило же меня!.. – он страдальчески зажмурился. – Нет, глупости! „Cogito, ergo sum“[1 - Раз мыслю, следовательно, существую.]. Но тело… Чужое… Застывшее… Да, со мной, бесспорно, что-то не так».
Вдруг послышались шаги. Щелчок. Зажёгся свет. Он вздрогнул. Через редкую решётку ресниц всё видно, хоть и нечётко.
Суетящиеся блики за стеклом приняли очертания фигуры в белом.
«А вот и ангел», – подумал он.
Ангел очкастый и лысый махнул крыльями над крышкой склепа, чихнул, неприлично ругнулся, крылом утёр нос.
Стекло прошипело – ш-ш-шип, – сдвинулось в сторону. Вместо ангельского оперения, он увидел рукава белого медицинского халата и выпуклые бычьи глаза за толстыми линзами.
Страшная догадка хрипло ахнула, протекла под брюки, согревая холодное тело тёплой влагой.
«Патологоанатом, – подумал он, – аутопсия! Какой кошмар!..»
Лысый свистнул, заулыбался:
– Здравствуй, ВИЛ, наполоскался в луже? Давай знакомиться. Меня зовут Торпеда.
«Не вскрывайте меня, батенька, прошу вас! Смотрите, я – жив»!
– Его губы беззвучно шевелились.
Торпеда ухмыльнулся:
– Не бзди, кент, скоро чурёк шамать будешь[2 - Не бойся, друг, скоро хлеб есть будешь.].
Непонятная фраза растворилась в раскатах музыкальн
ЛитРес