Спасибо (По поводу статей т. Сосновского)
Дмитрий Андреевич Фурманов
«…Простите меня: я пишу без плана и не знаю да же, что напишу. Но я охвачен восторгом и хочу передать свое восторженное состояние – не больше. Разве это не достаточное оправдание? Никогда еще не был я в таком исключительном состоянии, как теперь. Почему? Не знаю, совсем не знаю и, может быть, плохо сумею это передать. Две статьи Сосновского, написанные в последнюю неделю, – одна о футуристах, другая про книжку Рогачевского, – эти две статьи не дают мне покоя…»
Дмитрий Андреевич Фурманов
Спасибо
(По поводу статей т. Сосновского)
Простите меня: я пишу без плана и не знаю да же, что напишу. Но я охвачен восторгом и хочу передать свое восторженное состояние – не больше. Разве это не достаточное оправдание? Никогда еще не был я в таком исключительном состоянии, как теперь. Почему? Не знаю, совсем не знаю и, может быть, плохо сумею это передать. Две статьи Сосновского, написанные в последнюю неделю, – одна о футуристах, другая про книжку Рогачевского, – эти две статьи не дают мне покоя. Как будто и просто и знакомо давно все то, что в них сказано, а почему же так убийственно, неотразимо зацепили они меня? Обе статьи по существу на одну только тему: «Что такое литературная чепуха и где корни настоящего художественного произведения?» Вот тема обеих статей. Мои товарищи, настроенные как-то по-иному, не так, как я, нисколько этими статьями не тронуты, они даже иронически посмеивались и говорили: «Ну куда он к черту лезет? Писал бы себе – пописывал про молочные фермы – там хоть пользу дает человек: обличает, проталкивает, кое-что разъясняет, а тут… тут… балда!» Но этот аргумент, на мой взгляд, и смешон и жалок. Я даже скажу, наоборот, что литературные статьи Сосновского не взволновали бы меня так глубоко, если бы я не знал его прежних статей про молочные фермы. Вы думаете – парадокс? Ничего подобного. Разъясню. Когда человек что-нибудь доказывает, в чем-нибудь вас убеждает или разуверяет – первый вопрос, возникающий у вас в голове, встает примерно таким образом: «А что ты сам-то, дядя, серьезно говоришь? Понимаешь что-нибудь? Фундамент под собой имеешь? В жизни, в сложности ее, – разбираешься или нет? Как ты видишь ее, эту жизнь, только перед носом у себя или чуть подальше?» И если вы не доверяете компетенции собеседника вообще – поверьте, что полной удовлетворенности от ответов его вы не получите. Мне как-то пришлось говорить с профессором, большим знатоком Дальнего Востока. Он знает в Корее, в Маньчжурии, в Японии каждую речонку, каждый что ни на есть мельчайший поселок, его население, чем жители занимаются и т. д. и т. д. В этих местах он прожил не один десяток лет, изучил их тщательно, много ездил – словом, большой знаток своего дела. Недавно Виленский выпустил книжку о Японии и где-то там ошибся, назвав одну и ту же речонку дважды – один раз, кажется, по-японски, другой раз, ее же, по-корейски, предполагая, что это две разные речки. И старик профессор измывался над книжкой Виленского последними словами. Он называл а. втора верхоглядом, неспособным мальчуганом, заговорившим как взрослый, и проч. и проч. – ценность всей книжки он отрицал только из-за этой ошибки с какой-то там ничтожнейшей речонкой. А вот анализ социально-политический, экономический анализ, постановку и посильное разрешение автором сложнейших международных проблем – это несчастный старик просмотрел. Только это. И я подумал: «Эх, старина-старина, – и стар же ты! Ну куда ты годен для нашего времени со своими корейскими речонками? Нам нужны теперь люди, которые разом и все видят вокруг себя, все и быстро учитывают, во всем разбираются и если что утверждают, то не раньше, как всесторонне охватив вопрос, а не с краю… Мы, старик, можем ошибаться и в названии речки и даже в цифре какой-нибудь, подчас довольно важной, зато мы говорим всегда про целое, про главное, про то, что стоит и впереди и выше, на берегу твоей мутной корейской речонки!»