А. П. Чехов – талант мертвой полосы

Ангел Иванович Богданович

«Бываютъ таланты двоякого рода – д?йственные и созерцательные. Первые задаютъ тонъ жизни, такъ или иначе руководятъ ею, создаютъ направленiя въ литератур?, вызываютъ посл?дователей и подражателей. Они ищутъ новыхъ путей, если жизнь вдругъ замкнулась, ушла въ глубь, въ которую они вдумываются и проникаютъ…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

А. И. Богдановичъ

А. П. Чеховъ – талантъ мертвой полосы

Бываютъ таланты двоякого рода – д?йственные и созерцательные. Первые задаютъ тонъ жизни, такъ или иначе руководятъ ею, создаютъ направленiя въ литератур?, вызываютъ посл?дователей и подражателей. Они ищутъ новыхъ путей, если жизнь вдругъ замкнулась, ушла въ глубь, въ которую они вдумываются и проникаютъ. Если ихъ даже захватитъ мертвая полоса общественной жизни, когда надъ вс?ми преобладаетъ сумеречное настроенiе и ни одного яркаго пятна не выд?ляется на общей с?рой картин?, – д?йственные таланты сами выступаютъ особенно ярко и внушительно, неотразимо привлекая къ себ? вс? сердца, какъ одинокiе яркiе св?точи, разгоняющiе тьму и ободрительно д?йствующiе на усталыхъ, потерявшихъ надежду путниковъ.

Но есть таланты и иного рода, пожалуй, не уступающiе по вн?шней сил? и блеску, только какiе-то мертвые. Въ нихъ н?тъ творческаго начала, которое въ себ? самомъ находитъ источникъ жизни и д?лится имъ съ окружающими. Таланты такого рода, какъ превосходно отшлифованные зеркала, великол?пно отражаютъ жизнь, но лишь въ одной плоскости. Лучъ св?та, упавшiй на такое зеркало, отразится правильнымъ и осл?пительнымъ пучкомъ, такъ что глазамъ больно. Только въ немъ н?тъ игры, разнообразiя, – онъ одноцв?тенъ, и при самыхъ различныхъ положенiяхъ остается все тотъ же.

Талантъ г-на Чехова до изв?стной степени напоминаетъ намъ такое же зеркало, въ которомъ съ удивительной правдой отразилась преобладающая сторона общественной жизни посл?днихъ годовъ. Сумеречное, хмурое настроенiе этой жизни нашло въ немъ лучшаго своего выразителя. Какъ художникъ, г. Чеховъ несравненно ум?етъ живописать все, что видитъ, и эта его особенность, подкупающе д?йствующая еще въ раннихъ его произведенiяхъ, какъ «Пестрые разсказы», остается неизм?нной. Но онъ напоминаетъ близорукаго художника, который не можетъ охватить всей картины, и потому центра въ ней н?тъ, перспектива нев?рна, и въ общемъ, при всей сложности, его большiя произведенiя всегда страдаютъ однообразiемъ. Масса деталей, превосходно выписанныхъ, и н?тъ чего-то объединяющаго, что придавало бы всему опред?ленность и ясность. Очень характерной въ этомъ отношенiи является его «Степь», первое большое произведенiе, съ которымъ выступилъ г. Чеховъ посл? ряда превосходныхъ минiатюръ. «Степь», въ сущности, не что иное, какъ рядъ такихъ же отд?льныхъ маленькихъ картинокъ, своего рода шедевровъ по яркости красокъ и тщательности отд?лки, но вс? он? не слагаются въ одно стройное ц?лое, которое художникъ осмыслилъ бы идеей, обобщилъ, представилъ бы зрителю подъ опред?леннымъ угломъ зр?нiя. Читая подъ-рядъ произведенiя г. Чехова, выносишь такое впечатл?нiе, что для автора вся жизнь представляется какой-то степью, въ которой живутъ люди безъ ц?ли, безъ желанiй, безъ страстей. На всемъ лежитъ отпечатокъ великой тоски существованiя, не согр?таго ни любовью, ни ненавистью, не возбужденнаго борьбой, хотя бы и ничтожной по существу. Тоска и усталость томятъ его видн?йшихъ героевъ, какъ, наприм?ръ, стараго знаменитаго ученаго профессора, или его Иванова (въ драм? того же названiя). Къ полному собранiю своихъ произведенiй г. Чеховъ могъ бы взять эпиграфомъ безотрадное четверостишье Пушкина:

Ц?ли н?тъ передо мною,

Пусто сердце, празденъ умъ,

И томитъ меня тоскою

Однозвучный жизни шумъ.

Это не та «великая грусть», на которую иностранная критика указываетъ, какъ на отличительную черту въ душ? русскихъ писателей. А именно тоска жизни, taedium vitae римлянъ временъ имперiи, потерявшихъ смыслъ существованiя.

Преобладавшее въ 80-тые годы унылое настроенiе отравило г. Чехова, который не совладалъ съ нимъ, отдался