Никитенко как представитель обывательской философии приспособляемости

Ангел Иванович Богданович

«…Разсматриваемый и оц?ниваемый съ этой точки зр?нiя, Никитенко представляетъ характерн?йшiй образецъ обывательской приспособляемости. Бюрократъ до мозга костей, цензоръ, выслужившiй въ цензур? полный пенсiонъ, и консерваторъ чистой крови, онъ въ тиши кабинета написалъ удивительную книгу, ужасн?йшiй доносъ потомству на бюрократiю, цензуру и консерватизмъ. Родился онъ въ царствованiе Александра I, пережилъ всю николаевскую эпоху, шестидесятые годы и умеръ въ конц? 70-хъ. Кажется, довольно см?нъ и направленiй, и настроенiй…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

А. И. Богдановичъ

Никитенко какъ представитель обывательской философiи приспособляемости

Въ август? исполнилось двадцать л?тъ со дня смерти Александра Васильевича Никитенки, имя котораго если и изв?стно современному читателю, то лишь какъ автора единственной въ своемъ род? книги – «Дневника», озаглавленнаго авторомъ такъ: «Моя пов?сть о самомъ себ? и о томъ, чему свид?тель въ жизни былъ». При жизни, однако, онъ пользовался почтенной и вполн? заслуженной изв?стностью, какъ хорошiй профессоръ, добросов?стной критикъ, академикъ и администраторъ. Но вс? эти, такъ сказать, оффицiальныя стороны его д?ятельности пошли на смарку, натерлись и забылись посл? появленiя въ 80-хъ годахъ [1 - Въ «Русск. Старин?», а зат?мъ отд?льнымъ изданiемъ. Дал?е везд? цитируется это трехтомное изданiе.] его «Дневника», въ которомъ Никитенко выступаетъ въ роли несравненнаго л?тописца своего времени. Въ немъ изумленному обществу явился новый челов?къ. Сбросивъ вицъ-мундиръ и отложивъ въ сторону всякое мiрское попеченiе, Никитенко перерождается и такъ основательно, какъ только можетъ русскiй обыватель, который при исполненiи обязанностей – одно, а зат?мъ, «вымывъ руки», становится прямою противоположностью именно этимъ обязанностямъ.

Разсматриваемый и оц?ниваемый съ этой точки зр?нiя, Никитенко представляетъ характерн?йшiй образецъ обывательской приспособляемости. Бюрократъ до мозга костей, цензоръ, выслужившiй въ цензур? полный пенсiонъ, и консерваторъ чистой крови, онъ въ тиши кабинета написалъ удивительную книгу, ужасн?йшiй доносъ потомству на бюрократiю, цензуру и консерватизмъ. Родился онъ въ царствованiе Александра I, пережилъ всю николаевскую эпоху, шестидесятые годы и умеръ въ конц? 70-хъ. Кажется, довольно см?нъ и направленiй, и настроенiй. Кажется, могъ челов?къ хоть разъ высказаться, открыто стать «ошуйю» или «одесную», могъ, что называется, прорваться. Съ нимъ этого не случилось, онъ ко всему прим?нялся легко и свободно, съ поразительной гибкостью и даже не безъ своеобразнаго изящества. По крайней м?р?, читая его «Дневникъ», эту глубокомысленную и остроумную характеристику его времени и современниковъ – и какихъ современниковъ! – читатель ни разу не испытываетъ чувства жгучей боли или стыда за автора, скор?е, напротивъ – восхищается неуловимой дипломатiей и ловкостью, съ которою Никитенко, проскользнувъ между Сциллой и Харибдой, достигаетъ чина тайнаго сов?тника, званiя академика и многихъ другихъ благъ и успокаивается на лаврахъ, правда дешевыхъ, но все же лаврахъ. «Я не принадлежу никакой партiи», зам?чаетъ Никитенко по поводу академическихъ раздоровъ, гд? боролись «н?мцы» и «русскiе». «Я прежде всего принадлежу моему уб?жденiю, и только», гордо заявляетъ онъ въ другомъ м?ст?. И вс? партiи ухаживали за нимъ и считали его въ своихъ рядахъ. Быть вн? партiй значитъ служить самому себ? – и только, и въ этомъ искусств? Никитенко не знаетъ соперниковъ.

Удивительна выдержка, съ которою онъ ведетъ свою л?топись, систематически, ежедневно, съ глазу на глазъ съ самимъ собой изливая накопившiяся въ немъ горечь и желчь неудовольствiя и раздраженiя противъ т?хъ, предъ к?мъ приходилось ему сгибаться, кому служить, чьи молча выносить обиды, глупости и капризы. Его «Дневникъ», это – кладезь приспособляемости и мудрой житейской опытности. Онъ въ равной м?р? ладитъ съ Клейнмихелемъ, Уваровымъ и Ростовцевымъ, и отъ каждаго прiемлетъ малую толику. Онъ не ск